– Откуда ты знаешь?
– А ты как думаешь?
Ну конечно. Она ведь была психотерапевтом Джейсона-2.
– Смерть матери, угасшей у него на глазах, стала событием, во многом определившим его жизнь, – объясняет Лукас. – Именно поэтому он так и не женился и не обзавелся детьми, а полностью посвятил себя работе.
Звучит убедительно. У меня тоже были моменты, на раннем этапе нашей с Дэниелой совместной жизни, когда я подумывал о том, чтобы убежать от нее. Не потому, что я не любил ее, а из-за того, что, на каком-то уровне, боялся ее потерять. Такой же страх я испытал, когда узнал, что она беременна Чарли.
– И зачем бы мне искать такой мир?
– А зачем некоторые мужчины женятся на двойниках своих контролирующих все матерей? А женщины выходят замуж за копии отсутствующих отцов? Чтобы получить шанс поправить былые несправедливости. Поправить, став взрослым, то, что приходилось терпеть ребенку. Может быть, на поверхностном уровне это и не важно, но подсознательное подчиняется собственному ритму. Думаю, этот мир продемонстрировал нам, как именно работает куб.
– Сорок, – говорю я, передавая Лукас бутылку с водой.
– Что сорок?
– У нас осталось сорок ампул. Половина – твои. У каждого по двадцать шансов сделать все, как надо. Ты чего хочешь?
– Сама толком не знаю. Сейчас я знаю только, что в свой мир уже не вернусь.
– Останемся вместе или разойдемся?
– Не знаю, как ты, но мне кажется, что мы еще нужны друг другу. Может быть, я смогу помочь тебе попасть домой.
* * *
Я прислоняюсь спиной к стволу сосны. Блокнот лежит у меня на коленях. В голове миллион мыслей.
Как это странно – создавать мир силой одного лишь воображения, располагая в качестве инструментов словами, намерениями и желанием.
Тревожный парадокс – иметь полный контроль над всем, но только лишь до той степени, до которой я могу контролировать себя самого.
Свои эмоции.
Свою внутреннюю бурю.
Те тайные двигатели, что несут меня.
Если миры бесконечны, как найти тот единственный, уникальный, который именно мой?
Я смотрю на страницу, а потом беру карандаш и начинаю писать. Записываю каждую деталь моего Чикаго, какая только приходит на ум. Раскрашиваю жизнь словами.
Голоса детей нашего квартала, идущих утром в школу, – звонкие и бурливые, они словно речной поток, бегущий по камням.
Граффити на старых белых кирпичах домов в трех кварталах от нашего, выполненное столь искусно, что его решили не закрашивать.
Затем я вспоминаю детали нашего дома.
Четвертая, вечно скрипящая под ногой ступенька.
Ванная на первом этаже с протекающим краном.
Кухня, всегда встречающая нас по утрам запахом сваренного кофе.