Дверь открывается внутрь.
Что-то не так.
Что-то очень, очень не так.
Я переступаю порог, вхожу в столовую.
Запах другой. Мой дом пахнет иначе. Здесь вообще ничем не пахнет. Разве что немного пылью. Как будто здесь никто не живет. Свет погашен. Весь.
Я закрываю за собой дверь и шарю в темноте по стене, пока не натыкаюсь на выключатель. Комната наполняется теплым светом, но люстра тоже другая – рожковая и висит над минималистским стеклянным столиком. И столик, и стулья – не мои.
– Эй? – окликаю я.
Никто не отвечает.
В доме тихо.
До жути тихо.
В моем доме на полке за обеденным столом стоит большая семейная фотография – мы втроем, Дэниела, Чарли и я, на смотровой площадке Инспирейшн-Пойнт в Йеллоустонском национальном парке.
Здесь, в этом доме, на полке стоит черно-белая, контрастная фотография того же каньона. Выполнена она более профессионально, но на ней никого нет.
Я перехожу в кухню, и сенсор движения включает приглушенный свет.
Кухня – роскошная.
Дорогая.
И безжизненная.
У меня дома на белой дверце холодильника красуется на магнитиках первая творческая работа Чарли – макаронная мозаика, – неизменно вызывающая у меня улыбку. В этой кухне стальной фасад «Гагенау» сияет безукоризненной чистотой.
– Дэниела! – зову я.
Здесь даже эхо моего голоса звучит иначе.
– Чарли!
Вещей меньше, эха больше.
Я прохожу в гостиную. Моя старая вертушка стоит рядом с дорогой акустической системой. Мои виниловые пластинки с записями джаза аккуратно и с любовью расставлены в алфавитном порядке на встроенных полках.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж.
В коридоре темно, и выключатель не там, где он должен быть, но это не важно. Почти все осветительные приборы работают на сенсорах движения, и лампы скрыты в углублениях в потолке.
Деревянный пол тоже не мой. Он симпатичнее, половицы шире и не такие гладкие.
Фотография, на которой мы втроем стоим на фоне Висконсин-Деллс, заменена здесь эскизом с изображением Военно-морского пирса. Эскиз выполнен углем на листе толстого пергамента. В глаза бросается подпись художника в правом нижнем углу – Дэниела Варгас.
Я вхожу в комнату слева.
В комнату сына.
Вот только и она совсем другая. Нет ни одной из его сюрреалистических работ на стенах. Нет кровати. Нет манга-постеров. Нет письменного стола с разбросанными листками. Нет лавовой лампы и рюкзака. На полу не валяется разбросанная одежда. Только монитор на дорогом столе с книгами и бумагами.
Шокированный, я иду в конец коридора. Отодвигаю раздвижную дверь с матовым стеклом и вхожу в спальню. Шикарную, холодную, нежилую, как и все остальное в этом доме. Не мою.