Я поворачиваю замок, распахиваю дверь и проношусь через веранду красного дерева, которая может похвастать грилем получше моего и горячей ванной, которой у меня никогда не было.
Скатываюсь по ступенькам в задний дворик, пролетаю мимо цветника. Дергаю ручку гаража – заперто.
В доме – суматоха, во всех окнах уже горит свет. Несколько человек, четверо или пятеро, носятся, перекрикиваясь, по комнатам первого этажа.
Задний двор обнесен сетчатой оградой в восемь футов высотой. Я поднимаю крючок на двери, и в этот момент кто-то вылетает на веранду.
– Джейсон!
Переулок пуст, и у меня нет времени раздумывать, в какую сторону повернуть.
Я просто бегу и только на перекрестке позволяю себе обернуться. Меня преследуют двое.
Рев двигателя взрывает тишину, покрышки взвизгивают, зацепив бордюр.
Я поворачиваю налево и несусь к следующему переулку.
Почти каждый задний двор прячется за непреодолимой оградой, но пятый ограничился лишь кованой конструкцией в пояс высотой.
Темный внедорожник, развернувшись, влетает в переулок и, набирая скорость, несется мне навстречу.
Я бросаюсь к забору.
Взять барьер с ходу нет сил, и я неуклюже переваливаюсь через острые металлические зубцы и мешком падаю на землю в чьем-то заднем дворе. Заметив небольшую пристройку к гаражу – на двери нет замка, ползу к ней на четвереньках по траве.
Дверь открывается со скрипом, и я проскальзываю внутрь ровно в тот момент, когда по двору кто-то пробегает.
Я прикрываю дверь, чтобы меня не услышали, и замираю.
Но задержать дыхание не могу.
В пристройке темно, хоть глаз выколи, и пахнет бензином и скошенной травой. Я стою, прижавшись грудью к двери. Пот струится по щекам и капает с подбородка.
Снимаю с лица паутину. Шарю в темноте по дощатым стенам. Пальцы натыкаются на инструменты – садовые ножницы, ножовку, грабли, лезвие топора… Я снимаю со стены топор, ощупываю деревянную рукоять, провожу пальцем по лезвию. Судя по глубоким выщербинам, с точильным камнем оно встречалось давно.
Сморгнув повисший на ресницах едкий пот, осторожно открываю дверь. Тишина. Ни звука.
Сдвигаю дверь еще на несколько дюймов, расширяю щель и наконец выглядываю во двор.
Пусто. Ни души.
Глядя в эту щель, наполненную тишиной и покоем, я вспоминаю принцип «Бритвы Оккама»: при прочих равных условиях верным обычно бывает простейшее объяснение. Если предположить, что меня накачала наркотиками и похитила некая тайная группа, проводящая эксперименты по управлению сознанием или бог знает чему еще, будет ли такое предположение отвечать всем определенным требованиям? Вряд ли. Им понадобилось бы либо промыть мне мозги, чтобы убедить в том, что мой дом – это не мой дом, либо за несколько часов избавиться от моей семьи и перестроить интерьер таким образом, чтобы я сам его не узнал.