. «Появилась на свет и была забыта».
Ей было десять лет, и она жила в сиротском доме, когда огромный корабль, столкнувшись с айсбергом, сразу увеличил в мире количество сирот. Ей было двенадцать, когда какая-то женщина бросилась под коня, на котором ехал король. Ей только-только стукнуло пятнадцать, когда она, успев летом поработать немного в одном большом доме – она таких дворцов никогда раньше не видела, – сразу все узнала насчет поллюций и прочих «ночных выделений».
Она проживет без малого век и поймет, что, по всей вероятности, узнала и увидела – а также написала – достаточно много. Впрочем, будет весело говорить она, она не прочь попытаться дожить и до 2000 года, только это ей вряд ли удастся. И без того просто чудо, что она сумела проделать такой долгий путь. Ее жизнь была словно проштампована цифрой «19», а девятнадцатилетней быть очень хорошо. И когда она это говорила, ее лицо расцветало улыбкой.
Хотя она отнюдь не считала, что всего этого – того, что она узнала и увидела, – действительно было в ее жизни так уж много. Даже когда она прожила уже семьдесят, восемьдесят или девяносто лет. «Ее годы в роли горничной», «ее оксфордские годы», «ее лондонские годы», «ее годы с Дональдом»… Ведь все эти годы она прожила, забившись в некую собственную норку, не так ли? И все эти годы она провела за письменным столом! И даже годы так называемой славы, когда о ней говорили во всех странах мира, когда она посещала такие места, где никогда даже не мечтала побывать, – все эти годы прошли как бы мимо нее, оставив в ее душе лишь неясный след. А затем началось: «Джейн Фэйрчайлд в семьдесят», «Джейн Фэйрчайлд в семьдесят пять», «Джейн Фэйрчайлд в восемьдесят». Боже мой! Да еще и постоянно приходилось отбиваться от одних и тех же осточертевших вопросов!
Но если учесть все то, что она видела своим внутренним взором… Что ж, тогда… Сколько же различных мест и всевозможных сцен она себе вообразила! «Внутренним взором» – таково название ее самой известной книги. А была ли она способна распутать все то, что видела своим внутренним взором, отличить воображенное и вымышленное от реальных фактов собственной жизни? Ну конечно, могла! Она же, черт побери, не фантастические романы писала! И все-таки для нее это было чертовски трудно. Иной раз и не под силу. И потом, ведь смысл писательства в том и состоит, чтобы принимать и описывать жизнь во всех ее проявлениях, не так ли? А смысл жизни состоит в том, чтобы безоговорочно принимать все факты – как реальные, так и вымышленные.
Ее «оксфордские годы»! Это стало одной из излюбленных тем интервьюеров. Да, она была в Оксфорде. И вполне честно могла сказать об этом, но, разумеется, вкладывая в эти слова совсем иной смысл, чем тот, какой обычно подразумевался. Однако она всегда с удовольствием, весело и свободно говорит в интервью: «О да, я была в Оксфорде…» или: «Когда я была в Оксфорде…»