При встрече с ней был несколько отстранён, и Юле казалось: он позабыл своё детское неуправляемое чувство. Ощущение брата возникло ещё дома, когда мама чуть не умерла, укрепилось, когда он приехал в Москву в чёрную для неё минуту. Она верила: он приехал спасти их от Митяя. Но почему-то ни разу не заговорила с ним ни о Митяе, ни о своих предчувствиях. При этом само сознание — Бажен здесь, для неё, её брат — успокаивало: понадобится, Бажен спасёт их с Аркашей! А пока она кинулась в новое для неё ощущение брата: принести ему вкусный кусок, купить ему модную рубашку, модную запись. О матери так не заботилась, как о брате. Приставала к Аркадию, к Ирине — познакомить его с девушкой. Девушки или заняты были, или совсем не подходили Бажену. Она искала похожую на себя.
И вот однажды в поликлинике, сидя в очереди, увидела девочку, лет шестнадцати. Что она делает здесь? Девочка разглядывала всех их, сидящих в очереди, так, словно они были героями приключенческого фильма.
Юля встала навстречу её взгляду и подошла к ней. Та тоже встала. Были они одного роста, с одним и тем же типом лица — узким и глазастым.
— Ты что тут делаешь? — спросила Юля.
— Беру справку за границу.
— В турпоездку или в эмиграцию?
— Там посмотрим, — сказала уклончиво девочка.
— Приди сегодня к нам в гости.
— Зачем?
— У меня есть брат. Старше меня на два года. Руки и сердце — золотые, и не дурак, в общем, что надо.
— А если я не свободная?
— Замужем?
— Чему удивляешься? Может, и не замужем, но близко к тому.
— Ты живёшь с ним?
— Может, и живу, а может, и не живу пока, только ты-то чего свалилась на мою голову? Чего ты так печёшься о своём брате? Иль дефект какой, что сам не может позаботиться о себе? Иль я тебе так уж приглянулась?
— Теперь уж и не знаю. Уж очень ты бойкая на язык.
— Небойкая сейчас не проживёт. Небось, ты-то за мужем, как за каменной стеной, а у меня мужа пока нет, а если и будет, неизвестно, какой: я — за ним или он — за мной? Приходится быть бойкой. Сама знаешь, какое теперь образование: хочешь — учись, хочешь — не учись. А в нашем жидком возрасте нас надо в школу тащить волоком. Мы — поколение необразованное, неграмотное, только знаем — «атас», «спасайся, кто может» да «хватай, что можешь».
Юля уже собралась было идти на своё место — манера девчонки разговаривать раздражила её, как девчонка сказала:
— Ты мне нравишься. Ты немного того, да? Из прошлого века?
— Из этого я века, только твои — «атас» да «хватай» мне не нравятся. Я по-другому понимаю жизнь.
— Вот и напрасно. Жизнь — в движении, и сегодня она диктует именно эти нормы поведения. Может, мне тоже хотелось бы, как и тебе, думать о высоких материях, да мои родители, вшивые интеллигенты-технари, — без работы. И оба взбесились. За что только ни хватались, когда разогнали их НИИ! Мать продавала парфюмерию, да прогорела на кругленькую сумму, как, ума не приложу: она у меня честно-щепетильная. Отец сунулся в бизнес — чинить компьютеры, да их контору бандиты из властных структур накрыли — и выручку, и компьютеры забрали, так что мой родитель ещё и в долгу остался перед клиентами, навеки попал в кабалу. Брак трещит по швам, ругаются или жалуются друг другу на жизнь мои предки, слушать тошно, вот и надо мне взять в руки эту самую кобылу.