— Поэтому ты и заболела: все обиды, все раздражения складывала в своё сердце! А их набралось много.
— Наверное, это так, — улыбнулась мама. — Но, я думаю, нет семьи, в которой не возникают обиды, непонимания и раздражения.
Зазвонил телефон.
— Юленька, доброе утро. — Аркадий словно долго бежал, говорил возбуждённо и быстро. — У Игоря хирурга не оказалось, но здесь Генри, и он предлагает… впрочем, он сам тебе скажет, что предлагает.
— Юлия, здравствуй! Я много думал о тебе. Аркадий сказал, мама тяжело больна. Случай. Совпадение. Бывает раз в сто лет. В посольстве заболел сотрудник, везти его в Америку было нельзя, из Америки доставили аппаратуру в одну из клиник, прилетел хирург, сделал операцию. Совпадение. Хочешь, я поговорю?
— Хочу. Спасибо, Генри. Очень хочу. А платить надо будет много?
— Я не знаю. Я должен поговорить. Подожди минуту, Аркадий хочет что-то сказать.
— Юленька, о деньгах не думай.
Операцию назначили на завтра — американский хирург спешил вернуться в Америку. Приказал немедленно привезти маму, чтобы сделать анализы и подготовить к операции.
Аркадий примчался за мамой. Сказал, что оперировать её хирург будет в той же клинике, что и американца, ассистировать ему будут русские врачи.
Ночь Юля почти не спала. Рано утром они с Аркадием уже сидели в закутке холла перед операционной.
— Ты иди, — попросила Юля мужа. — У тебя дела, ты сам сказал: операция продлится не меньше пяти часов: Со мной Толстой, я буду читать. Не волнуйся.
— Тебе вредно сидеть пять часов на одном месте.
— А что я делаю в бухгалтерии? Сижу не пять, а восемь, ровно восемь.
— Это очень плохо, это мы изменим. Давай так договоримся, я съезжу по делам, а потом приеду за тобой и свезу тебя пообедать.
— Я не хочу.
— Сейчас не хочешь, но нужно кормить ребёнка. Жди меня. Постараюсь поскорее!
Юля открыла книгу.
«Войну и мир» она знала чуть не наизусть. Давид Мироныч многие куски читал сам — своим тонким, так и не сломавшимся во взрослость голосом, и она запомнила его интонации, его акценты. И, едва сейчас открылась страница сцены Пьера и Каратаева, этот голос зазвучал: «Червь капусту гложет, а сам первее её погибает».
Платона Каратаева Давид Мироныч считал главным героем романа. «Из своего опыта, ребята, скажу, снизу, из «грязи» и из массы начинается Вселенная. Говорят, тот же состав — в человеке и в звезде, только перетасован по-разному. — Давид Мироныч вдруг, как мальчишка, улыбнулся. — Большинство считает: Платон Каратаев — умничанье Толстого-философа, с его непротивлением зла насилию. Для меня же — это возможность выжить в сложной ситуации. Мне рассуждения Каратаева очень близки. Нужно принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться ей, и хорошо относиться к людям, и уметь жить миром…»