— За что? — спрашивает Бажен. У него пляшут губы. — Я хочу тебе много сказать.
— Напиши мне, — просит Юля. — Я отвечу.
Бажен садится в машину, включает мотор — прогреть.
Отец стоит перед матерью, или мать стоит перед отцом.
— Прости, — говорит отец. И выдыхает дым ей в лицо.
Мать смотрит на него.
Что ты видишь, мама? Красавца и златоуста, обещавшего тебе россыпи счастья? Или — краснобая, ленивца, барина, эгоиста, сокрушившего, загнавшего тебя?!
Не плачь, мама, — сердцем! Он и красавец, и златоуст, но он не стоит тебя.
— Садись, мама, пора ехать, — говорит Юля и распахивает перед ней дверцу машины.
Мама садится.
Они довезли маму до Москвы. И довели до квартиры, и уложили спать в гостиной. И мама улыбалась, глядя на Юлю с цветастой подушки.
— Я буду жить?! — не то спросила, не то сказала мама, засыпая.
— Ты будешь жить! — едва слышно подтвердила Юля.
В эту ночь Юля не могла уснуть.
Она слышала: операции на сердце опасны, прямо на столе человек может умереть.
— Спи, Юленька, утро вечера мудренее, найдём врача, — раздался в ночи бессонный голос Аркадия.
Она спросила:
— Мама будет жить? Скажи.
— Мы с тобой сделаем всё, чтобы она жила. У меня нет знакомых хирургов, но у Игоря, кажется, есть. Спи, Юленька, тебе нужно много сил. На двоих. — Аркадий обнял её.
В его тепле она уснула, и снилось ей поле со спелой пшеницей. Ветер клонил тяжёлые, налитые колосья то в одну, то в другую сторону, и менялся цвет поля — от золотистого до густо-тёмного.
Когда она проснулась, Аркадия дома не было, лежала записка — «Позвоню, как только найду врача. На работу сегодня не ходи, побудь с мамой!»
И вот они с мамой пьют чай. Мама бледна и задыхается, но всё равно чудо случилось — она не лежит умирая, а сидит перед ней и пьёт чай.
— Юша, когда ты была маленькая, ты вот так же склоняла голову чуть набок, как сейчас, когда хотела что-то спросить. Что ты хочешь спросить?
— Я хочу спросить, как прошло твоё детство? Ты никогда не рассказывала.
— Я родилась в 1953 году. Отец занимал высокий пост, и мы жили хорошо. У нас было три больших комнаты, пианино, каждое лето курорт. Родители много работали, и после уроков со мной сидела бабушка, мамина мама. Учила меня музыке и поведению в обществе, водила на фигурное катание. — Мама говорит медленно, с трудом переводит дыхание, но, когда Юля спрашивает «Может, тебе тяжело говорить…», просит: — Пожалуйста, потерпи, я… в час… по чайной ложке.
Юля кивает, пусть мама еле ворочает языком, но она говорит, и она улыбается!
— Бабушка закончила Тимирязевскую академию в Москве. Когда вышла замуж, переехала с мужем в Кишинёв. Работать по специальности не смогла. Но у них с дедом была дача, и в своём саду, на своём огороде бабушка учила меня любить землю, понимать деревья и овощи, цветы и орехи. Я ждала лета, хотела скорее к ним, хотя и в городе моя жизнь была интересная — я много читала, занималась в четырёх кружках. — Мама помолчала, собираясь с силами, подышала и продолжала так же медленно: — Не могу сказать, что родители одаривали меня теплом и любовью — они почти не бывали дома, а когда бывали, на меня мало обращали внимания и постоянно ссорились. Кричали на весь дом, я удивляюсь, почему не прибегали соседи. Наглядевшись на их скандалы, я дала себе слово — всё терпеть, но скандалов не допускать.