Никаких кнопок или сенсорных панелей, с помощью которых можно было бы задать секцию или этаж назначения, в огромной и роскошно отделанной кабине лифта не оказалось. Как и, скажем, живого лифтера. Зато, едва только за спиной Ника мягко и бесшумно сомкнулись величественные и, скорее всего, бронированные двери, на его сеть тут же поступил запрос пароля. Землянин в ответ вбил в рамку запроса полученный им за минуту до этого шестнадцатизначный ключ, после чего лифт все так же мягко и, как бы даже не грациозно, стронулся с места.
До конечной точки лифт домчал его секунд за сорок, причем, судя по паре едва заметных вследствие весьма качественных установленных компенсаторов, изменений вектора приложения гравитационных сил, он оказался трехкоординатным. То есть Ника в кабине перенесло не только вверх, но куда-то вбок и прямо.
В распахнувшиеся двери лифта, за которыми, сразу, без перехода, виднелся внутренний холл апартаментов, Ник вошел с большой опаской. Да что ж такое творится-то?..
Трис ждала в огромной, метров сто пятьдесят квадратных, гостиной, развалившись в массивном кресле рядом с величественным камином. Естественно, электрическим, хотя Ник слышал и о том, что некоторые оригиналы строили на орбитальных объектах и натуральные. Как при этом инженерам систем жизнеобеспечения приходилось изворачиваться с фильтрацией, тягой и всем таким прочим — и думать было страшно… Перед ее креслом стоял очень красивый и даже на первый взгляд очень дорогой столик, уставленный блюдами с закусками авторской работы, над которыми возвышалась опознанная Ником с первого взгляда бутылка селирийского трейни, а по другую сторону столика высилось еще одно кресло.
Ник остановился у дверей, окинул взглядом всю эту роскошь, бросил на пол сумку, аккуратно положил на нее свой меч и, подойдя к Страшиле, спокойно уселся в свободное кресло.
— Ну и что будем праздно… — начал он и тут же осекся. Потому что Трис повернула голову… Она всегда, почти инстинктивно, сначала усаживалась так, чтобы ее исковерканная ожогом половина лица не была сразу видна собеседнику. И не то чтобы Страшила так уж стеснялась своего уродства, если б стеснялась — давно бы уже прошла регенерацию, так что нет, дело было не в стеснении. Вернее, если уж быть точным, не только и не столько в нем. Наверное, это был еще и женский инстинкт, вследствие которого женщины всегда и везде стараются предстать в как можно более привлекательном виде, и некий инструмент, позволяющий всего лишь поворотом головы привести какого-нибудь незнакомца в оторопь и уж потом делать с ним все, что душе угодно. Но, как бы там ни было, Страшила, усаживаясь, всегда сначала принимала такое положение тела и головы, при котором изуродованная сторона ее лица в первый момент оставалась не видна собеседнику. И сейчас она села именно так. Но едва только Ник заговорил, как она повернула голову…