Была полночь.
Невдалеке от озера виднелся силуэт типичного шотландского коттеджа. Вечер был свеж. С озера веяло прохладой. От одной из труб коттеджа тонкой струйкой вился дым. В столовой перед зажженным камином сидел Стеверс. Он полулежал в удобном кресле с вечерней газетой в руках. Через всю первую страницу газеты стояло гигантскими буквами: «Землетрясение в Гималайских горах или взрыв». После этих слов, занимавших большую часть страницы, стоял огромный вопросительный знак. На полу лежал более поздний экстренный выпуск. В нем, кроме сенсационного заголовка и ряда вопросительных знаков, ничего не было. Заголовок гласил: «Вчера погиб стратоплан, сегодня взорваны Гималаи, завтра очередь гибнуть придет для наших столиц. Кровожадность появившегося вампира, видимо, безгранична! Долго ли мы будем пассивно ждать нашей собственной гибели?»
Глаза Стеверса не смотрели на эти листки. Он весь ушел в прошлое. Он снова переживал то, что казалось ему похороненным давно и навсегда. Вдруг его губы зашевелились и он зашептал:
— Неужели этот гениальный сумасшедший осуществил свои мечты? Неужели ему удалось во льдах Севера найти решение, которое безуспешно искал он — Стеверс, — чуть не погубивший во имя этого свои лучшие годы и состояние? Не может быть, — шептал он, как бы отгоняя этим назойливую мысль. — Если бы доктор успел, я бы первым получил от него весть. А ее нет.
Неуверенно, колеблясь, он подошел к шкатулке, стоявшей невдалеке, и включил фонограф. Минуты ожидания ему начали казаться необычно долгими. Ему казалось, что они снова превращаются в те томительные три года, в течение которых ящик ни разу не принес весть от друзей. Вдруг из шкатулки полилась ария тореадора. Бодрая, как жизнь, смелая, как удача. Она кончилась и снова из шкатулки начало доноситься лишь шипение и звук разрядов атмосферного электричества.
Стеверс преобразился, он кинулся к шкатулке и стал искать на ленте фонографа день и час, когда аппарат принял арию.
Неужели? — Это слово настойчиво и неотвязно скакало в голове у Стеверса. — Неужели?
Вдруг из шкафа, стоявшего против камина, раздался звук, похожий на стук. Обернувшись, Стеверс замер. Над шкафом горела зеленая лампочка. С криком восторга, перестав владеть собой, он бросился к шкафу и через мгновение он уже сжимал доктора в своих объятиях.
Курт Шимер был помещен на следующий день в маленьком летнем домике, отстоявшем на несколько километров от виллы Стеверса. Лиза была при нем самопожертвованной и неутомимой сиделкой. Курт и она, сами того не замечая, очень подружились. Когда приехала его мать и Лизе нужно было расстаться с ним, обоим было тяжело. В вилле, куда она вернулась, кроме Мирано, никого не было. Стеверс стал неузнаваем. Он, казалось, с приходом «Церона» обрел смысл жизни. Помолодел, был весел и жизнерадостен. Его выбор остановился на Ницце, как на самом подходящем месте, нужным для осуществления задачи, поставленной доктором. По одному или по два он перебросил всех на Ривьеру и разместил их в разных пансионах и отелях. Ждали приезда Лизы и собирали информацию о сезонном золотом обществе. Семья Малера была хорошо здесь известна, ее приезд ожидался изо дня на день. Приближался день карнавала. Наконец, к своим присоединилась и Лиза, которую до Вентимилии проводил Мирано, сердечно простившийся с ней на границе.