— Славное местечко. — С дрожью в голосе произнес Джалад, выслушав рассказ Шмиттеварденгроу. — Пожалуй, только Бездна может быть хуже.
— Не уверен! — ухмыльнулся цверг. — Скорее всего, легенды об ужасах Ганалийской долины и породили миф о Бездне. Каторжники, говорят, никогда не видят белый свет. Они вкалывают не покладая рук там внизу, старятся и умирают во тьме, практически слепые. — зловеще закончил Шмиттельварденгроу, таинственно сверкая алыми глазми.
О приближении к Ганалийской долине возвестили многочисленные столбы дыма, поднимающиеся над кратером и видимые за много миль вокруг. Ноздри широкого пористого носа цверга затрепетали, чувствуя запах гари. По обе стороны широкого тракта, проложенного сотнями повозок, груженных железом в слитках и уже готовым оружием, земля была черной от копоти. Множество ручейков и рек, стекающих сюда с отрогов Льдистого нагорья, были безнадежно отравлены отходами железоделательного производства: просто такая же черная, как все вокруг, безжизненная жижа.
В придорожных канавах попадались остовы разбитых телег и разнообразный ржавый металлолом, в котором копошились подозрительные личности в живописных лохмотьях, которые тут же бросались врассыпную при виде каравана, волоча при этом за собой более-менее целые стальные болванки и заготовки под оружие. Иногда рядом с трактом возвышались грубые орочьи статуи, поставленные здесь еще во времена Горгонада. Массивные, сложенные из необработанных глыб, они изображали различных божеств из богатого орочьего пантеона. Хоть орки кочевали сейчас далеко на севере, за Льдистым нагорьем, но новые хозяева Ганалийской долины сочли для себя излишним трудом убирать памятники монументального искусства зеленокожих дикарей.
— Клянусь всеми порождениями Бездны! Чтоб меня!.. — неожиданно выпалил Шмиттельварденгроу, ухватившись за прутья и уставившись на одну из статуй.
— Что такое? — встрепенулся Джалад и также подался вперед.
— Дварфы, — хмуро произнес цверг таким тоном, как будто самолично выносил себе смертный приговор.
И в самом деле, для него дела оборачивались не лучшим образом. На той статуи, которая привлекла внимание цверга, красовалась довольно грубая надпись, вырубленная на скорую руку в цельном монолите фундаментального живота каменного монстра. Три слова, выведенных дварфскими рунами: «ЭТО НАША ЗЕМЛЯ».
Скоро показалось еще несколько изваяний, украшенных надписями с подобным содержанием, вроде «ЗДЕСЬ ЖИВУТ СЛАВНЫЕ ДВАРФЫ», «ЧУЖОЙ ЗДЕСЬ ЛИШНИЙ» и прочее. Чем ближе караван подъезжал к долине, тем фразы становились все более и более угрожающими. В конце концов, на огромном валуне (статуи к этому моменту уже закончились) была выведена на редкость длинная и сложная для простых как гранитная плита дварфов надпись: «ЕСЛИ ТЫ НАМ ВРАГ, ТО ЭТА ЗЕМЛЯ СТАНЕТ ДЛЯ ТЕБЯ МОГИЛОЙ». Внизу мелкими корявыми буковками добавили: «НАДГРОБИЕ МЫ ТЕБЕ ОБЕСПЕЧИМ». Юмор у дварфов был столь же суров, как и они сами.