– Куда путь держишь, внучка? – проскрипела старуха, точно и голос ее заржавел за века.
– Иду жениха моего искать – Хортеслава, Зимоборова сына, Столпомерова внука. Заплутал он где-то, ни в Яви, ни в Нави нет.
– Найти-то ты его найдешь, да не для тебя тот каравай пекся, не с тобой он перстнем золотым обручался. Есть у него невеста – лебедь белая. Даже и поглядеть на него тебе не позволит.
– Помоги, бабушка! – попросила уже наученная Младина. – Может, есть у тебя что-то, ради чего лебедь белая мое желание исполнит?
– Есть кое-что. Ехал раз Сварог-отец, Небесный Кузнец, вез подарочек дорогой своей дочери Ладе. Да обронил в леса темные, в болота зыбучие. Искал, искал, только зря ноги стоптал. А я подобрала.
Старуха наклонилась и выволокла из-под лавки корзину, как и все здесь, грязную и дырявую. Вытащила что-то длинное, тонкое, потерла подолом… и вдруг оказалось, что она держит в руках настоящий солнечный луч. Это было веретено из золота – а может, Сварог отломил кусочек от Перуновой молнии и перековал в своей кузне.
– Возьми. – Хозяйка протянула веретено Младине, и та осторожно взяла его за другой конец. Оно так сияло в полутьме избушки, что она боялась обжечься. – Покажи лебеди белой и проси жениха повидать. Она не откажет – уж больно хочет отцов подарочек получить.
* * *
Когда Младина, попрощавшись, выбралась из избушки и спрыгнула на землю, у нее вдруг заболела коленка – да так, что она сморщилась, не разгибаясь. Ее коса упала, в глаза бросился кончик, запорошенный снегом. Она медленно выпрямилась, отряхнула косу, но стряхнуть снег не смогла. Погладив концы волос, убедилась, что это не снежные хлопья, а тонкие нити седины.
В испуге Младина схватилась за лицо: вокруг рта и между бровями появились складки, и сколько она ни пыталась придать лицу ясное выражение, избавиться от них не получалось. Зато язык во рту наткнулся на два промежутка между зубами, где раньше все было ровно. Вот новость-то! Сунув в короб веретено, она вынула серебряное блюдо и с тревогой взглянула в светлую поверхность. Так и есть – ее лицо сильно изменилось. Кроме морщин у рта и на переносице, появились складки возле глаз, а веки обвисли, и от этого лицо приобрело грустное выражение. Она замотала головой, надеясь прогнать морок, и убрала блюдце назад. Перемены в себе – самые страшные перемены, они вернее прочего рушат привычный мир, ибо действуют изнутри. Особенно такие, какие уже никакими усилиями нельзя вернуть к прежнему.
Но делать нечего. Надо идти. Младина сделала шаг, отыскивая взглядом перышко. Пока она сидела у бабки, снегу навалило по колено, весь лес стал черно-белым.