Рано утром выпал первый снег, но дороги в поселке Аньпин уже были истоптаны дочерна. А народ все шел и шел; парни сбивались в кучки, прячась друг у друга за спинами, развязно выкрикивали Охранным: «А ну как куплю и мне не понравится — обменяешь?» Ответ был один: «Не меняем!» — «Да как же быть, уйму серебра отдам, а товар окажется неподходящий!» Из толпы кричали: «Какой-такой неподходящий? Погаси лампу, и разницы не заметишь!» или: «Да это ж как носки из собачьей шерсти — все одинаковые!» Народ хохотал.
Смех становился громче, страшнее — мешки, лежавшие на краю помоста, зашевелились.
Позавчера у Охранных случилась перестрелка с бандой хунхузов, несколько злодеев убили, а остальные бежали, бросив дюжину японок, девственниц: бандиты даже не успели ими попользоваться. Пойманный хунхуз с раненой ногой оправдывался, дескать, ничего мы дурного не делали, всего-то подстрелили тысячу с лишним бежавших япошек, так ведь студенты когда еще говорили: «Кем бы ты ни был — бей японца!» Полмешка золотых украшений, которые сняли с убитых, стали главарю банды наградой за эту победу. Потом патроны кончились, и уцелевших япошек хунхузы отпустили. Охранные не знали, куда девать этих гадин, было им лет по шестнадцать, исхудали — кожа да кости, все ноги изранены. У Охранных не водилось лишних денег и провизии, чтоб их кормить. Вчера объявили старостам бао и цзя в округе, что япошки пойдут на продажу крестьянам — на худой конец, сгодятся жернова крутить. Осел, и тот дороже семи даянов обойдется.
Зазывалы нетерпеливо покрикивали: «Раскошеливайтесь скорее, а не то они у вас околеют, пока домой довезете!»
Толпа у школьного двора двинулась, пропустив к помосту пожилую чету с молодым парнем. Те, кто их знал, шептали друзьям: «Начальник Чжан с супругой! И Эрхай с ними!» Старик Чжан заведовал в поселке железнодорожной станцией. Он был там и за рабочего, и за охранника, и за начальство. Короткие составы, ходившие по ветке железной дороги Боли — Муданьцзян, стояли на станции Аньпин всего минуту. Зеленая форма начальника Чжана бросалась в глаза в толпе черных курток у помоста. Все знали, что старик барышничает на станции: за минуту, пока стоит поезд, он успевает погрузить и выгрузить товар, а иногда еще посадить в вагон пару-тройку безбилетников. Потому семья его не бедствует, и даже самая увесистая японская бабенка им по карману. Крошечная жена начальника станции, поспевая за ним, то и дело замирала на месте и притопывала маленькой бинтованной ножкой на Эрхая, отставшего шагов на пять позади. Начальник Чжан всегда звал своего сына Эрхай, «второй сын», но первенца их никто не видел.