— Но вы же еще более страшное ругательство придумали — ПИП.
— Да, мой неологизм. Аббревиатура расшифровывается просто — персонифицированный издательский проект.
— Можно сказать то же самое, но по-русски, Юрий Михайлович?
— Производители чтива.
— Поименно, пожалуйста.
— Донцова, Маринина, Дашкова, Устинова и иже с ними… Как ни странно, среди ПИПов преобладают женщины.
— Вы их книги читали?
— Все равно что спросить, читал ли я кроссворд. Не для того печатается.
— Робски к ПИП-компании относите?
— Тут чуть сложнее. У дамы есть определенные литературные задатки, все зависит от того, как она ими распорядится… Но скорее всего, никак. Лет через пять ее никто не вспомнит. Поймите, я не против развлекательной книжной продукции, вопрос в ином. Никогда прежде ПИПы не претендовали на место титанов мысли.
— Но раньше, наверное, их и не было в таком количестве?
— Да, не было Донцовой, зато был ее папа. Знаете, кто он такой? Парторг московской писательской организации Аркадий Васильев — автор романа «В час дня, Ваше превосходительство», превозносящего до небес подвиги чекистов. Книги Васильева печатали такими же тиражами, как сегодня сочинения его дочки. Это одна и та же донцовщина, правда, с разной идеологической начинкой. Папа утверждал приоритет диктатуры пролетариата, а наследница прославляет буржуазные ценности. Это у них семейное. К счастью, ПИПы никогда не станут классиками: их читают, но не перечитывают. Если приведете ко мне человека, перечитывающего Дашкову или Маринину, поставлю вам бутылку.
— Чего?
— Что выберете. Но не приведете — нет таких читателей.
— А по сто страниц в день писать реально?
— Нет, конечно. Думаю, без посторонней помощи там не обходится. Говорю об этом со знанием дела.
— Негром были? Или нанимали?
— Ни первое, ни второе. Однажды, правда, писал приветствие съезду профсоюзов от имени учащихся ПТУ. В стихах. Заплатили мне за эту работу восемьсот рублей, солидную по тем временам сумму, но и жилы вымотали все. Больше за подобное я не брался. Когда говорил о посторонней помощи, имел в виду другое: я стоял у истоков сериального движения в нашей стране и готовил синопсис для фильма «Салон красоты». Потом уже сценарная группа расписывала все в деталях для каждой из ста серий. Так и значилось: кто автор общей идеи, а кто — конкретного сюжета. И с Говорухиным на «Ворошиловском стрелке» мы работали по похожей схеме: у каждого была своя зона ответственности. Это тоже нашло отражение в титрах картины. В литературе же продолжается застоявшееся лукавство. Читатели привыкли относиться к писателю как к собеседнику, им психологически трудно смириться с мыслью, что с ними разговаривает не один человек, а, допустим, восемь. Поэтому соавторы уводятся в тень, хотя честнее было бы написать, что над книжкой работал творческий коллектив под началом руководителя проекта, допустим, Днестровой.