— Ты ведь не из них, парень? Конечно, ты не из них, потому что тогда бы ты не стоял среди бела дня. То есть, того, что от этого дня осталось, да? Отчего неможется этому типу?
— Он умирает! — крикнул Томми. — Помогите мне заставить его проснуться!
Человек запустил чумазую ладонь в карман, несколько секунд ковырялся там, потом извлек прозрачную пластмассовую капсулу и раскрыл ее под носом у Палатазина. Палатазин тут же закашлялся, глаза его открылись. Томми почувствовал густой запах нашатыря.
— Мир, брат, — сказал мужчина, показывая букву «V» двумя пальцами — указательным и средним. — Амилнитрат нас еще не подводил!
Томми вдруг понял, что у мужчины нет никакой защиты от ветра и песка, ни маски, ни даже куртки.
— Откуда вы пришли? — спросил он.
— Я-то? Отовсюду, брат! Из-под теплой землицы, где бегут прохладные ручьи. Где в бетонной ночи играют бормочущие струи! — Он показал костлявым пальцем, и Томми обернулся. Он увидел открытый люк канализации.
— Вот там-то я и обитаю! Тут наверху нехорошие флюиды. Так-то, парень. Совсем, совсем нехорошие стали! Давай руку и спустимся на нижний этаж!
Человек принялся волочить Палатазина к дыре люка, черневшей прямо посреди улицы. Палатазин был в сознании, но явно в шоке. Дышал он все еще неровно и трудно. Томми помогал тащить его изо всех своих небольших сил. Бородатый мужчина спустился вниз на несколько металлических скоб-ступенек, потом помог опустить в темноту Палатазина. Затем в люк залез Томми.
На самом дне колодца, где кончались металлические скобы, где по стенам бежали трубы и кабели, мужчина перевел Палатазина в сидячее положение, поднял с пола фонарь с мощной линзой и поспешил наверх, чтобы закрыть крышку люка. Томми задрал голову, наблюдая, как исчезает круг света, а вместе с ним и вой ветра. Когда стало совсем темно и тихо, бородач включил свой фонарь и спустился вниз. Он посветил на Палатазина, который, слабо шевеля рукой, освобождал лицо от защитной простыни.
— Еще одну капсулу, брат?
Палатазин покачал головой.
— И одной хватит.
Ноздри у него просто горели, но по крайней мере голова опять обрела способность соображать. Какое это счастье — найти убежище от бешеного воя ветра. А на гнусные запахи человеческих экскрементов, царившие здесь, можно не обращать внимания.
— Красота!
Бородач сидел на корточках, лицо его было белым в отсвете фонаря, он смотрел то на Палатазина, то на Томми. Голова у него поворачивалась резкими толчками, как у птицы.
— Там, наверху, плохие флюиды, уже несколько дней, — сказал он наконец. Подбородок его дернулся, указывая вверх. — Лучше поосторожней наверху. Сечете?