— Лелкеш! — прошипел он. — Болван! Я одной рукой могу содрать твое лицо с черепа, пока у тебя не начнут вываливаться мозги! И ты осмеливаешься произнести это имя в моем присутствии? Будь крайне осторожен, крайне! Если я еще раз услышу это имя, я тебе откручу голову, и буду делать это очень медленно, понимаешь?
Вес видел, как крепче сжались пальцы вампира, и глаза Сильверы начали вылезать из орбит. Он застонал, но тихо. Когда его глаза закрылись, вампир ослабил хватку и отошел назад, взгляд его упал на Веса. Моргнув, Вулкан потер себе висок. Весу показалось, что каким-то образом вампиру сделали больно, только он не понял, каким именно. Вес переполз к Сильвере. Священник все еще был жив, только из носа текла кровь.
Принц Вулкан снова сел в свое кресло, закинув ногу за ногу и наблюдая за золотой чашей, в которой вращалась непонятным образом струя песка, словно миниатюрный смерч. Мерцание оранжевого огня камина превратило принца в нечестивую икону с оранжевым лицом и изумрудными глазами.
— Владыка ошибся, — сказал он Весу стальным голосом. — Я сильнее его самого — сейчас. Я усвоил все его уроки, все, чему он мог меня научить, все, что он сам знал. Больше учиться нечему. И он не в силах мне помешать, причинить мне вред. Он ошибся. Я буду вечно молодым, вечно и всегда… — Он хлопнул в ладоши и засмеялся. И звук этого холодного, так похожего на детский, смеха, снова подтолкнул Веса к грани безумия.
17.
Палатазин и Томми пробирались сквозь сумрачные катакомбы, следуя за лучом фонарика. Они поднялись по новому каменному лестничному пролету, оставив позади и внизу лай собак, и теперь обнаружили, что попали в лабиринт обширных комнат с высокими потолками. Некоторые комнаты были пусты, некоторые заняты разнообразным мусором и старыми вещами — коробками, связками газет и журналов, в которых устроили себе жилище крысы, афишами из эпохи счастливой жизни Орлона Кронстина. В одной из комнат фонарик осветил большие корзины, заполненные землей. На контейнерах, стоявших рядом, была видна полуистлевшая надпись «Не кантовать… Стекло… Верх». Потом они нашли первые гробы.
Некоторые были уже открыты, на подстилке из грунта остался отпечаток лежавшего здесь тела. Когда они нашли первый закрытый гроб, Палатазин почувствовал прилив страха и отвращения. Желудок его болезненно сократился, и он знал, что нужно спешить, пока не сдадут его нервы или Бенфилд, оставшийся внизу, не начнет звать на помощь. Он передал фонарик Томми, положил рюкзак на пол и вытащил из него первый кол. Когда он заговорил шепотом, то заметил, что дыхание вырывается изо рта белым облачком пара, как в морозный день.