Как только Зигфрид воду рукою зачерпнул,
Бургунд, нацелясь в крестик, копье в него метнул.
Кровь брызнула из раны на Хагена струей.
Никто досель не совершал такой измены злой.
Двойник вздрогнул: «Это прямой намек на меня?! Откуда известно ему мое имя?! Неужто это Черная вдова?! Ведь только он мог знать мое подлинное имя. — У Хагена потемнело в глазах. — Ну конечно, это резидент. Откуда бы ему знать германский эпос? Да еще наизусть».
Бывший жандарм Казимаков уперся локтями о стол и картинно сцепил свои узловатые руки. На запястье левой руки виднелась, как тавро, искусная наколка с изображением двуглавого орла размером с гривенник. Мгновенно вспомнились Двойнику слова Свифта о том, что члены одной из тайных масонских лож в России, основанной для всемерной поддержки трона и Российской державы, имеют внешние отличительные признаки: наколки с изображением вензелей здравствующего императора либо двуглавых орлов. «Кто же он на самом-то деле?»
— Я вспомнил германский эпос, — громко произнес жандарм Казимаков, — потому как матушка Россия охвачена эпидемией заразы. Кругом измены. Брат предает брата. Сын — отца. Друг — своего друга. Спасенные от смерти убивают своих спасителей. Короче, как в этом эпосе. Никому никакой веры. Все, госпо… извините, товарищи, повторяется. — И, повысив голос, Казимаков продолжил. — Мерзавцы плетут сети заговоров против нашей власти. За нее надо горло перегрызать. Да вот беда — некому. Чека и милиция — дети несмышленые. Эдак еще когда они подрастут-созреют. А ведь изменников да предателей сейчас надобно изводить, как крыс. Чего доброго, прогрызть могут челнок государства — да на дно… А? Вот в одном огромном замке по ночам являлось привидение всегда в тот момент, когда кем-то из служивых замышлялось предательство против хозяев, и уносило душу виновного с собой. Вот мечта контрразведки, чтобы это было в масштабе государства! Ну а уж в масштабе Казанской губернии мы, как привидения, подсобим чека, выявим агентов гидры мирового империализма.
Казимаков своими россказнями тянул время, покуда военные, сидевшие за соседним столом, не покинули зал и вместо них не пришли какие-то истощенные, замызганные людишки в помятых картузах. Зал был полон. Из дальнего угла нежно запели скрипки в сопровождении гитар и трубы, бередя души посетителей ресторана.
Двойник судорожно просчитывал в уме варианты спасения.
Он понял одно: к лестнице ему не удастся прорваться, ведь его стол находится в противоположной стороне, рядом с окном. До боковой двери соседнего банкетного зала тоже было неблизко. «И если даже удастся прихлопнуть этих двоих, то все равно, пожалуй, до двери не добраться. В зале конечно же кто-то пасется из чека». Остается окно. Придется прыгать со второго этажа. Шансов не поломать кости — мало. Еще меньше — остаться живым на свободе.