Я забралась к нему на колени, окончательно угробив свою юбку. Он кусал мои губы, сжимал мои бёдра пальцами – так сильно, что синяки до сих пор не прошли. Его брюки были по–прежнему расстёгнуты, и я чувствовала влажной плотью его член – абсолютно, блять, полностью готовый для второго раунда. Я скакала на нём, как одержимая, зарывалась лицом в его шею, когда не оставалось сил, и он приподнимал меня в медленном, неторопливом темпе.
Мы даже не пользовались презервативом.
О чём я на хрен думала?
Это было больше. Полнее. Чувственнее. Тогда, в темноте и прохладе остывающего на морозе салона, пропахшего нашими телами, нашим потом, я поняла, что это – иное. Он не просто проникал глубоко физически; он, словно пробрался под кожу. Поселился в мыслях, прочно засел в голове. Его запах, его голос, вкус его солёной кожи – всё, всё сводило с ума.
В темноте я услышала шорох, а потом скрип открываемой двери.
– Мам? – шепнул Дёма, мой младший, – Можно я к тебе?
– Конечно, – ответила я, чуть сдвинувшись на кровати.
Он быстро запрыгнул под одеяло и прижался ко мне, обнимая одной рукой и уткнувшись носом мне в грудь. Я начала гладить его спину сверху–вниз – привычка, только так он успокаивался совсем маленьким.
– Мам, а почему папа к нам не приходит? – тихо спросил Демид, не поднимая головы.
Я медленно сглотнула, и обняла его, просунув одну руку под его плечи. Вздохнула, а потом произнесла полушёпотом:
– У него много работы. Но он всегда передаёт вам привет, ты же знаешь.
– Мам, а ты скучаешь по нему? – вдруг спросил он.
От этого вопроса я вздрогнула, но Дёмка этого не заметил. Прикрыв глаза на секунду, я честно ответила:
– Скучаю, – проглотив такое же честное: «Но не по нему».
– Я тоже, – прошептал он.
Дыхание сына выровнялось и замедлилось – уснул. Мои глаза тоже начали закрываться, медленно тяжелея. Сквозь полудрёму я услышала, как Кирилл – старший сын – тихо прокрался в мою комнату. Повернувшись на спину, я вытянула вторую руку, и он так же быстро, как брат, устроился рядом. Прижав детей к себе, я провалилась в сон, впервые за эту неделю спокойный и безмятежный.
***
Если бессмысленно, то незачем меня понимать и головой кивать.
Если не искренне, но больше не нужно в любовь играть и фразам моим внимать.
Иван Дорн «Синими, жёлтыми, красными»
Проведя почти весь восьмой (или девятый?) день за изучением обстоятельств дела, проверкой улик и доказательств, я наконец–то отправила его в суд и даже успела сделать наброски для обвинительной речи. Конечно, больше толку было бы, если бы подозреваемый выдал своё «начальство», но он упорно молчал. То ли надеялся на помощь, то ли на снисхождение за своё молчание.