* * *
После того вечера я пью слишком часто, и это мешает нормальной жизни. Я начинаю пропускать работу. Мои счета направляют родителям. Я перестаю звонить домой. Моя машина сломалась, и я бросила ее на парковке. Когда полиция ее нашла, они позвонили родителям. Те стали спрашивать, что случилось, и я им солгала. Отец поехал забирать машину и нашел в бардачке повестку из суда. Он пришел ко мне на работу, чтобы поговорить об этом. Сказал, что был в таком ужасе и ярости, что решил сначала побывать у священника. Он не просил, чтобы священник помог мне. Он просил, чтобы священник помог ему и дальше быть моим отцом, не имея возможность исправить меня. Никогда в жизни я не слышала ничего подобного. Папа пошел к священнику? Чтобы тот помог ему смириться с моим алкоголизмом? Кто же тогда сможет исправить меня? Я заставила отца молить Бога о помощи. Помощи для самого себя. Отец предлагает мне встретиться после работы, чтобы поговорить. Я соглашаюсь, но не прихожу. Вместо этого я отправляюсь в бар и мертвецки напиваюсь.
На следующее утро звонит телефон. Он звонит весь день. После обеда я все же поворачиваюсь и отвечаю на звонок. Это мама. Она безумно зла.
– Приезжай, Гленнон, – говорит она твердо. – Немедленно приезжай.
Ее голос меня пугает. Я поднимаюсь, оглядываю свою комнату. Я знаю, что нужно переодеться, но у меня кружится голова, и я не могу вспомнить, что надеть. Поэтому я решаю ехать так, как есть. На мне все то, в чем я веселилась накануне – туфли на двенадцатисантиметровых шпильках. Это кошмарно, но и удобно. Я сажусь в машину и начинаю жевать резинку, чтобы скрыть запах сигарет и спиртного. К родителям я еду на автопилоте.
Родители встречают меня у дверей. Я вхожу в родной дом, опустив голову. Я стыжусь собственной одежды, своего запаха, красных глаз. Мне стыдно, что я принесла в это чистое место такую грязь. Я сажусь на диван и смотрю на стены, увешанные моими школьными фотографиями. В них я ищу объяснений, что я сделала не так. Вот я в первом классе, вот во втором, в третьем – у меня косички, я улыбаюсь, но выгляжу печальнее, чем моя сестра, – ее фотографии висят рядом с моими. Почему я так печальна? Почему мне грустно сейчас? Интересно, а думают ли о том же родители, сидя в этой комнате вечерами? Думают ли они обо мне, когда смотрят телевизор? Мы не смогли найти решения, и теперь нам предстоит найти объяснение.
Через большие окна солнце светит прямо на меня. В висках у меня стучит. Мне приходится прикрыть глаза рукой – я чувствую себя капитаном в уютной гостиной. Родители сидят напротив. Они печальны, разозлены и ощущают полную беспомощность. Голос мамы дрожит, когда они с отцом начинают расспрашивать меня.