Лицо бабки Ганны потемнело, будто на него набежала тень. Хмуря седые брови, она произнесла сурово, как приговор:
— Чужая душа — потемки. Неспроста погудка ходит в народе. Воистину так… Айда к нему. Ишь, пройдисвет, вторую фамилию придумал! Одной мало ему…
Вывеска райпотребсоюза повернута к стене. На тыльной стороне крупные буквы вразброс: «ГОРОДСКАЯ УПРАВА».
На крыльце, прислонившись к балясине, конопатый дылда курит сигарету. То и дело щерит широкий рот и сплевывает сквозь крупные зубы. Красноармейская пилотка надвинута на прыщастый лоб. Ворот гимнастерки расстегнут. Синие галифе заправлены в сапоги. На плече короткоствольная бельгийская винтовка. На рукаве белая повязка с черными нерусскими буквами: «шуцманшафте» 4.
— Назад! — загородил он дорогу.
Бабка Ганна не испугалась грозного окрика, не попятилась от крыльца.
— А ты не кричи! Ишь, герой… Вольготно тебе тут со старухами… Чего оттуда сбежал? — Она кивнула головой на восток. — Там головы кладут наши люди… А ты? К врагу переметнулся?
— Замолчи, карга! — полицейский рванул с плеча бельгийку.
— Мы к бургомистру, зять он мне, а ему, — она указала на Саньку, — отчим. Убери стрельбу, идол бешеный!
Бабка Ганна оттолкнула ствол винтовки и, ведя за собой Саньку, вошла в городскую управу.
Залужный сидел в кресле за широченным канцелярским столом, копаясь в каких-то бумагах. Посередине кабинета стоял бородач в полувоенной одежде, с наганом на боку. Между ними происходил, видно, какой-то горячий разговор: оба раскраснелись, глаза посверкивают.
Увидев в дверях Саньку и тещу, Залужный весь как-то передернулся и поднялся из кресла.
— Ступайте, господин старший полицейский! — приказал Залужный бородачу. — Двух полицейских возьмите на подмогу…
Санька исподтишка поглядывает на отчима. Даже внешний облик его изменился. На лице раскустилась черная бородка. Волосы гладко зачесаны на косой пробор. Одет в новый шевиотовый костюм, который лежал в сундуке, пересыпанный нафталином.
Когда полицейский закрыл за собою дверь, Залужный негромко сказал:
— Пришли…
Сказал таким тоном, что нельзя было понять, рад он их приходу или, наоборот, — недоволен неожиданным и бесцеремонным появлением тещи и пасынка в его кабинете.
Бабка Ганна прямо с ходу начала клевать зятя ядовитыми словами:
— В начальники выскочил! Кому пошел служить? Дурья голова…
Залужный погасил улыбку, сердито засопел.
— Выбрали, потому — служу…
— Черт лысый выбрал тебя! — допекала бабка Ганна. — Что-то не слыхать было про выборы! Скоро ж ты отрекся…
— Я никому не давал зарока! — окрысился Залужный.