Санька не знал, что там в эти дни происходило. Нынче туда не проникнешь. Немцы оцепили место аварии аж до старой мельницы. По берегу каждый день шастают полицаи.
Нынче утром Санька опять залез на чердак, приник к дыре в стрехе. Ждет. Вот-вот затопают полицаи возле прясла. А потом и Мейер приведет своих…
Однако — что это? Солнце уже на крышу повети лезет, а их нету…
Санька сполз с чердака, заскочил в горенку, где тикают ходики. Так и есть — девять часов. Видно, не будут прочесывать нынче. Полез в ночовки за хлебом, задел невзначай локтем алюминиевую миску. Упала на пол, дребезжит.
С куском хлеба за пазухой Санька выбежал за ворота.
Владикова изба — за площадью, возле пожарной каланчи, на главной улице. Дорога туда обходная — через бревенчатый мостик. Но делать крюк — не резон. Бежит к реке по меже. По отмелям, известным только ему да Владику, переходит вброд речку, спешит к площади.
Выскочил из проулка и — оторопел. Площадь запружена народом. Густое скопище людей возле братской могилы, где, как зеленые облака, нависли над землей широкие кроны лип. А из соседних улиц автоматчики гонят на площадь новые группы дручанцев. По площади шастают немцы, полицейские.
И вдруг в середине людского скопища, возле братской могилы, Санька увидел белую зловещую перекладину… Она лежала на высоких столбах, выструганных тоже добела. Под перекладиной ветер раскачивал веревку с петлей-удавкой на конце. «Кого-то вешать будут…»
Немцы стоят широким кругом, у каждого автомат наготове. Глянул Санька в прогалину, и сердце его дрогнуло: под виселицей — кузов грузовика, борта распахнуты, на дощатом помосте со связанными руками стоит Осип Осипыч — Санькин учитель географии. Над самой головой учителя пеньковая петля. Ветер раскачивает ее, и она ерошит седые пряди старика, сбрасывает их на посеченный глубокими морщинами лоб, на глаза. Осип Осипыч то и дело мотает головой, отбрасывает седые пучки назад.
Тут же, в кузове, стоит Фок. Коротко взмахивает рукой, что-то выкрикивает на русском языке. Железнодорожный мост поминает… Взрыв на Друти…
Саньке плохо слышно, потому что Фок стоит к нему спиной. Но по отдельным словам он догадывается, что комендант обвиняет во всем Осипа Осипыча.
Внизу, возле машины, топчется долговязый Курт Мейер. Рядом еще какие-то два немца. Один, кажется, казначей. Немного поодаль — начальник полиции Шулепа, Верещака и Залужный.
Фок повернулся к ним и жестом позвал к себе Верещаку. Ктитор проворно взбежал по стремянке в кузов и повернулся лицом к народу. Теребит, мнет черную бороду короткими заскорузлыми пальцами.