— Откуда они? Не было их тут… — недоумевает Санька.
С досады пнул ногой осинку, подпиленную бобриными зубами. Будто она во всем виновата… Вернулись на давешнее место засады, под лещину.
Нету рысака на пастбище, не привел Верещака. Боится, видно, «христосик». Глухо тут.
Когда-то из Дручанска по зеленому приречью бежала сюда веселая дорога. Тут, возле поймы, ныряла в ольшаник и, сделав широкую петлю, выползала из зарослей к мельнице. Но мельницу давно покинули люди. Одряхлела она, зачахла без хозяйской руки. Окна выбиты, двери сломаны, на провисшей крыше поселился змеиный мох.
Санька смотрит из-под лещины на бревенчатый скелет мельницы, тихо произносит:
— Может, ктитор там хоронится?
Ушел вечер вниз по речному берегу. Далеко маячит его синий картуз. Алый околыш едва теплится за перелесками.
Владик жмется к Саньке, поклеванные цыпками ноги под себя прячет. Зябнут. А ночь холодом дышит, мокрые штаны к голяшкам прилипли.
— Костер бы… — вздыхает Владик.
— На, надень мои штаны. — Санька снимает с себя брючишки. — Свои на куст повесь, до утра высохнут. Говорил тебе, не лезь в осоку.
— А ты как же?
— Мне тепло…
— А на меня трясучка напала…
— Тише. Может, он в самом деле там…
Санька кивает головой в ту сторону, где торчат из воды черные сваи старой плотины.
— Айда туда, — зовет Владик.
Он озяб, и ему хочется двигаться, идти — все равно куда, лишь бы не сидеть на месте. Его не согрели даже Санькины теплые и сухие брюки.
— Темно там сейчас. На зорьке нагрянем…
Владик притих. Видно, пригрелся возле Санькиной спины. Сопит. Бормочет что-то во сне. Шулепу поминает. Кому-то «честное пионерское» дает… Ненароком и Санька задремал, положил на локоть голову. Очнулся — утро плещется в Друти. А за рекой, из зеленого густотравья, заря показывает красную горбушку солнца.
Санька тормошит Владика. Торопит. Бегут к мельнице. У входа замешкались.
В порожней бревенчатой утробе остался один щербатый жернов. Его каменное горло землей засыпано. Торчит из него куст лебеды — тощий, хилый: без солнышка растет. Под прогнившим дырявым полом табунятся черные водяные крысы. Две сцепились, грызутся, взвизгивают: одна у другой рыбешку отнимает. А под самой крышей, в сумеречных углах, куда не проникает дневной свет, висят вниз головой ушастые нетопыри. Целый выводок. Вкогтились лапками в трухлявые доски. Спят. Не чуют… Санька уже камень взял. Размахнулся — трах-бабах! Прыснули голопузые твари наружу. Будто дождь прошумел. Одна мечется под крышей. Оглоушенная, видно. К столбу прижалась. Изловчился Санька — бац! Упал на жернов летучий зверек.