— Не высовывайся…
— Глянь, куда Стожары поднялись. — Санька задрал голову, смотрит на строившийся звездный выводок, кочующий по небу. — Скоро на крышу каланчи сядут. Ты лезь на перекладину… Веревку перережешь… А я за ноги поддержу…
— Я не влезу, — отнекивается Владик. — Нога болит. Или забыл, какая рана? Сам же вытаскивал стекло из пятки…
Санька знает, что у Владика порезана нога. Вместе они третьего дня забрели на подворье сгоревшей автобазы. Искали проволоку для переметных крючков. Там, на пепелище, и наскочила Владикова босая нога на осколок бутылки. Санька выпросил у бабки Ганны клочок ваты для Владика, даже подорожника нарвал, чтоб залепить рану…
Однако сейчас Санька не хочет признавать никакой забинтованной пятки. Дело-то затеяли они не шуточное. Тут уж забудь про все болячки…
— Не полезу, — заявляет Владик.
— Боишься?
— Я? Боюсь? — горячится Владик. — А кто первый схватил пулемет?..
Они спорят, перебирая все подробности, как утащили из караулки ручной пулемет, как прятали его в лопухах на огороде у бабки Ганны. А потом всю ночь волокли тяжелый пулемет к старой ветле-дуплянке, что стоит недалеко от мельницы…
Наконец Санька уступает:
— Ладно уж. Сам полезу… Дай сюда ножик…
Владик достает из-за пазухи складной нож с белой костяной ручкой, наточенный о кирпич до блеска. Спрашивает:
— А где похороним?
— К бабке Ганне на огород унесем, — отвечает Санька. — Под яблоней выкопаем могилу…
— Далеко. Не дотащим…
— Осилим…
Стожары помешкали малость на крыше каланчи и лезут выше под звездный купол. А мальчишки все еще сидят за плетнем. То шепчутся, то прислушиваются к ночным шорохам. Высунет Санька голову из бурьяна, глянет в проулок и опять спрячется за городьбу. Робеет, видно, тоже…
Вдруг — шорох в конопляной чаще. Дважды цвенькнула овсянка. Санька ответил таким же птичьим посвистом. Раздвигая руками высокие стебли конопли, к плетню вылез из зарослей Кастусь.
— В тебя стреляли? — спрашивает шепотом Санька.
— Меня не заметили. Я по картофельной ботве… — усмехнулся Кастусь и тут же приказал: — Пошли… Кто хорошо дорогу помнит — вперед!
Раздвинул Санька городьбу, шмыгнул в лаз. Владик и Кастусь — следом. Крадутся по проулку. Там, за темными купами лип, на площади, — виселица. В петле — избитое тело Осипа Осипыча.
Замешкались возле крайнего дерева. Жмутся к стволу. Владик даже щекой приник к корявой коре. Буравят глазами темь. Ползут дальше. От дерева к дереву. От дерева к дереву… Все ближе… Вон она, перекладина…
И вдруг Санька припал всем телом к сырой от росы земле, пятится назад, мнет коленками пекучую крапиву.