Кастусь толкает его под бок: чего испугался?
— Немец… — шепчет Санька. — Вон, видишь?
Возле виселицы, в самом деле маячит немец.
Винтовку держит наперевес. Часовой, значит. Караулит… Днем никого тут не было. На ночь выставили охрану…
— Ждите тут, — дышит Кастусь в самое ухо Саньке. — Как только свалю часового, мигом ко мне.
Сказал и — исчез за деревьями.
Лежат мальчишки за комлястой липой, сушат мокрую траву животами. Не спускают глаз с часового. Он топчется возле виселицы, урчит, как пес после сытой кормежки. А может, песня у него такая. Прислонился спиной к виселичному столбу, нахохлился.
Слева, где бугрится холм братской могилы, за стволами деревьев мелькнул черный силуэт. Подбирается к немцу. Ползет, как огромная ящерица. Уже возле самой виселицы. Прыжок — и немец валится на землю. В темноте слышится приглушенный стон, короткая возня.
Мальчишки кинулись к Кастусю.
— Вяжите ему ноги! — торопит он, заламывая часовому руки за спину.
Потом, оставив немца на земле, бросились к веревке. Санька прыгнул Кастусю на плечи, вынимает из петли повешенного. Волокут к веревке часового. Тот молотит коваными каблуками землю. Подняли немца вверх, накинули на шею удавку. Метнулись опять за братскую могилу. Скользят три черные тени между деревьев. Совсем растаяли… А немец висит под перекладиной, дрыгает длинными связанными ногами, раскачивает виселицу. Она скрипит в тишине громко, как неподмазанная телега…
На рассвете они были уже в Лисьем овраге. Там, рядом с могилой партизана-разведчика, похоронили старого учителя. Санька и Владик нарезали тесаком дерну и выложили из него на свежем холмике пятиконечную звезду.
— Верещаку не поймали… — сетует Санька.
— Попадется в наши руки! — заверил Кастусь. — Партизанским судом будем судить…
Он быстро встал и поправил на шее автомат.
— Мне пора… А вы ступайте в Дручанск. Осторожно… Сначала к старой мельнице, оттуда — домой…
Кастусь по очереди пожал ребятам руки и зашагал в ночь. Он шел, размахивая зажатой в руке фуражкой, одетый в зеленую стеганку, которая была ему коротка и узка. Иногда оборачивался и делал мальчишкам знаки рукой: мол, уходите.
А они все стояли возле двух могильных холмиков, все чего-то мешкали. Потом Санька сунул за пазуху наган и махнул Владику рукой:
— Айда!..