— Проснись! Светает уже… — тормошит его Санька.
Всходило солнце. Но в лесу не было слышно обычного птичьего гомона. Летние птицы уже откочевали в другие леса, ближе к югу. А с севера еще не прилетели. Теперь лес был похож на опустевший дом, из которого старые хозяева уехали, а новые не успели вселиться — замешкались где-то в пути. Только непоседы-синицы, как прежде, позванивали в серебряные колокольцы, собравшись в табунок, да дятел — старожил здешних лесов — торопко выстукивал телеграммы гостям на север: мол, поторапливайтесь, пока осень не сняла с рощи желтую крышу, а то доведется справлять новоселье на голых ветках под открытым небом. Рослая осина с узловатыми ветками бросала щедрыми пригоршнями в овраг медные пятачки. А старые сосны, что столпились за ее спиной, качали зелеными головами, будто удивлялись такой щедрости.
Неожиданно в овраге появился разведчик Андрюшин. Он возник перед мальчишками внезапно, словно вырос из-под земли. И Санька, и Владик — оба кинулись к нему навстречу.
— Мы Верещаку застрелили, — нехотя признался Санька.
Андрюшин нахмурился:
— А что Кастусь приказывал? Забыли?!
Тут, осмелев, шагнул к разведчику Владик. Его щеки, лоб и даже руки были густо посыпаны, словно отрубями, веснушками. Над лбом воинственно торчали рыжие вихры.
— Ктитор сам полез… Меня чуть не задушил… Всю шею исцарапал, гад!
Санька, сопя, полез за пазуху, вытаскивает свернутые в трубочку листки.
— Вот… Списки тут… Он составил, иуда… Выслушав сбивчивый рассказ мальчишек, Андрюшин заволновался: его мать и младшая сестра тоже, оказывается, были записаны Верещакой в число смертников. Жили они в Ольховке — всего в шести километрах от Дручанска.
— Нынче же ночью пойдем спасать людей, — проговорил Андрюшин, пряча списки в нагрудный карман. — А вы вот что. Сюда больше не ходите. Скоро выпадет снег. Следы будут оставаться. Есть у нас связной. Он живет тут рядом, в одной деревне. Через него будете передавать все для отряда…
1
— Вы забываете, обер-лейтенант, что находитесь в России. Это вам не Бельгия, черт возьми, где вы только и знали, что пили шнапс…
Слушая злые выкрики Фока, Курт Мейер морщится, будто глотает что-то кислое. Однако в мыслях соглашается с ним. Комендант прав. В самом деле, с русскими надо держать ухо востро…
Фок поднялся с кресла, поправил железный крест На груди.
— На Западе мы заставили покоренных служить Великогермании. С первых дней нашего исторического похода по Европе к нам переходили целые воинские соединения. Предлагали свои услуги чиновники, коммерсанты, заводчики. Они и теперь честно служат великой идее фюрера. А здесь? Сплошной саботаж! Кто добровольно пришел к нам на службу? Залужный и Кораблева… Как это по-русски? Да, вспомнил: раз, два — и обчелся…