— Мал для «музыкальной» школы… Не подойдет…
Герасим вдруг зачастил, начал что-то горячо объяснять генералу. Он заметно волновался, почти после каждого слова взмахивал рукой и неожиданно тоже перешел на русский:
— Вы, господин генерал, не смотрите, что он низкорослый. Ему с масленицы тринадцатый пошел…
Потом они оба повели спокойный разговор на немецком языке. Генерал поднял кверху палец и дважды произнес слово «Гехайм» 9.
— Хорошо, — сказал генерал. — Зачислю.
Написал что-то зелеными чернилами на листке, отдал его Залужному. Потом взял холодными пальцами Саньку за подбородок, спросил:
— Хочешь гостинец?
И, не дожидаясь ответа, полез в ящик стола. Сунул Саньке в руку шоколадку, приговаривая:
— Учись, мой мальчик. Прилежно учись…
Из города они выехали, когда солнце стояло на самой верхней ступеньке в небе. «Оппель» бежал резво, как лошадь, почуявшая конюшню. Саньку трясло и мотало на заднем сиденье, на ухабах подбрасывало, как мячик.
— Отвезу тебя прямо в школу, — говорил Залужный, повернув голову к Саньке. — Там теперь и жить будешь.
Навстречу, с запада, двигались автомобили с солдатами. На пригорке передние грузовики замешкались. Верткий «оппель», изловчившись, прошмыгнул вдоль кювета мимо переднего транспорта и заюлил, как черная собачка, вдоль колонны, прытко взбираясь на рыжую макушку бугра.
И вдруг что-то гремучее встряхнуло машину, приподняло ее и кинуло вперед через глубокую рытвину. Санька больно ударился затылком о спинку сиденья. Брызнули осколки стекла, посыпались на колени. Он пугливо оглянулся и вздрогнул от нового толчка: второй взрыв громыхнул в середине колонны, подбросил вверх обломки грузовика. Еще один грузовик, скособочившись, стоял поперек дороги. Над ним поднимался багрово-черный султан дыма. Из автомобилей выпрыгивали черношинельники, падали на землю тут же возле колес, сползали в кюветы, стреляли куда-то наугад.
Из ельничка, что наерошился за дорогой, выбегали люди с винтовками в руках, с автоматами. Одеты совсем не по-военному: кто — в пиджаке, кто в пальто, а некоторые еще по-зимнему — в полушубках. Из-за пней старой вырубки хлестал по шоссе пулемет.
— Партизаны! — крикнул визгливо Залужный.
Он выхватил из кобуры револьвер и, распахнув дверку, направил его на кусты, откуда выбегали вооруженные люди. Но не успел выстрелить. Кто-то там, в кудрявом ельничке, опередил его. Сыпнул звонкой пулеметной очередью, высекая искры на ветровом стекле. Залужный уронил револьвер себе на колени, схватился за локоть.
— Гони! — прохрипел он, тараща испуганные глаза на шофера.