– Парень, давай не дури! – Берёза, казалось, лишь сейчас понял, что Ефим не шутит. – Чёрт с тобой, уходи отсюда, а мне не мешай! Мои это дела! По-хорошему прошу, не то…
– Уходи сам, – посоветовал Ефим. – А здесь не трогай никого. Не по чести это вовсе.
Не видя, он чувствовал, что женщина с детьми и девчонка с младенцем уже заползли ему за спину. Оглянуться Ефим боялся, понимая, что Берёза тут же бросится на него. Никакой уверенности в том, что он справится с атаманом, у него не было: тот был слишком опытен и силён. Однако Берёза, видимо, тоже сомневался в успехе и не трогался с места. С минуту они молча мерили друг друга взглядами. В полутёмной избе повисла тишина. Примолкли даже дети, и старик на печи перестал кашлять и захлёбываться. До Ефима доносилось тяжёлое, прерывистое дыхание Берёзы. Светлые страшные глаза атамана смотрели из потёмок в упор, и парень изо всех сил старался не отвести взгляда. И всё равно пропустил миг, когда Берёза стремительно, как животное, метнулся вперёд. Тело, закалённое с детства кулачными боями, всё сделало само. Ефим успел отпрянуть, и удар лезвия пришёлся не в грудь, а в плечо. Не успев почувствовать боли, Ефим ударил сам. Ударил кулаком в сердце – так, как всю жизнь запрещал ему бить отец, как грешно считалось бить всем кулачникам, выходя на бой. Берёза отлетел к стене. Нож, выпав из его руки, покатился под ноги Ефиму, и тот поспешно схватил его.
– Ну – живой, паскуда?! Аль добавить?!
К его изумлению, спустя минуту Берёза встал. Держась за стену, медленно поднял голову, и Ефима даже передёрнуло: на него смотрели сощуренные, лютые от ненависти глаза зверя.
– Ну, добро, парень… Попомнишь ещё меня, – невнятно, словно во рту у него был ком, выговорил Берёза. Повернулся и, шатаясь, вышел вон. Хлопнула дверь. Чуть погодя скрипнул забор на дворе. Тишина.
«Ушёл, никак?.. – ошеломлённо подумал Ефим. – Вот силён, анафема…» Он осторожно перевёл дыхание, выпрямился. Обернулся. Встретился взглядом с выкаченными от страха, безумными глазами женщины. Собрался с силами, сглотнул и, стараясь, чтобы голос звучал ровно, посоветовал:
– Тётка, двери запри покрепче. Он воротиться может. До утра пересидите, а там уж… – что им делать потом, Ефим не знал и посему умолк. Повернулся и вышел в незакрытую дверь, чудом не споткнувшись о покойника.
Луна спряталась в тучу, и двор был пустым и тёмным. Ефим пересёк его, каждый миг ожидая нападения: он уверен был, что Берёза далеко не ушёл. Из дома не слышалось ни криков, ни воплей. Зато вскоре раздался тяжёлый звук задвинутой щеколды. «Заперлись, слава богу», – подумал Ефим, взбираясь на забор и морщась от боли в раненом плече. Спрыгнув по ту сторону, он снова огляделся. Темнота. Никого. Совсем рядом чернела мохнатой опушкой тайга. Ефим уже дошёл до низенького подлеска, когда со стороны дома его догнал пронзительный вой. «Вернулся, ирод!» Ефим дёрнулся было обратно, но вой вдруг превратился в заполошные причитания: «И на кого ты на-а-ас…» Он понял: баба опомнилась и завыла по мёртвому. Не оглядываясь больше, Ефим поспешно скрылся в лесу.