– Чего тарабаните? Кого вам надо?
Гришка обрадованно ответил:
– Тетя Клава, это я, Гриша, племянник Валентины Матвеевны.
Женщина приложила ладонь к щеке:
– Ой, Гришенька! А я-то тебя и не узнала. А Валентина Матвеевна уже месяц, как преставилась, царствие небесное, – тетя Клава трижды перекрестилась. – Константин, родственник ваш, из села приезжал, после похорон квартиру на ключ запер и уехал. Мне тарелки и чашки из ее утвари отдал, попросил, чтобы я за жилищем приглядывала.
Гришка провел ладонью по подбородку, тяжело вздохнул.
Женщина кивнула на руку:
– Ты что же, ранен?
– Был ранен. Лечился в госпитале, здесь, в Астрахани. Скоро должны выписать.
– Хорошо, – голос женщины дрогнул. – А моего Дениску убили. Почитай, неделя минула, как похоронку на него получила… В Сталинграде погиб мой сыночек… Помнишь, как вы с ним на велосипеде катались и купаться на Кутум ходили, когда ты на каникулы приезжал, – она поставила ведро на землю, закрыла лицо ладонями, зарыдала. Гришка снял пилотку с головы, опустил голову. За ним последовал Селиванов. Постояли, помолчали. Да и что тут скажешь. Клавдия успокоилась, утерла слезы. – Может, ко мне зайдете, Валентину Матвеевну, а заодно и Дениса моего помянете, у меня самогон есть.
Вострецов надел пилотку:
– Нельзя нам, тетя Клава, да и времени у нас мало.
Гришка соврал, время у него было, но смотреть на горе матери, потерявшей на войне сына, ему было тяжело.
– Раз так, идите. Если чего понадобится, вы не стесняйтесь, заходите.
– Спасибо. До свидания.
Женщина кивнула:
– До свидания. Выздоравливайте, ребятки. Храни вас Господь.
* * *
Гришка шел, понурив голову, весть о смерти тетки и гибели Дениса угнетала.
Селиванов вывел его из горьких раздумий.
– Куда теперь пойдем?
Гришка остановился, пожал плечами. Мимо по рельсам прогрохотал трамвай со срезанным верхом, набитый деревянными ящиками и мешками. Селиванов положил руку на плечо боевому товарищу.
– Пойдем, погуляем. Покажешь мне город. Ведь ты здесь раньше был, а я нет. Заодно на рынок сходим, приценимся, что почем.
Вострецов кивнул. Они неторопливо побрели по улицам Астрахани в сторону одного из рынков.
* * *
Рынок оказался не маленьким, с крытым павильоном – длинным каменным зданием с многочисленными арочными окнами. Рядом с ним, между домами и набережной, деревянные прилавки и похожие на сараюшки киоски. Некоторые торговцы разложили товар прямо на земле, на тряпицах, платках, старых газетах. И торговцев, и товара много. На продажу и обмен принесли, кто что может. Кто из дома, кто из огорода, а кто и ворованное. Тут тебе и домашняя утварь, и продукты, и одежда. Селиванов и Вострецов ходили среди толчеи и гама, смотрели, спрашивали, приценивались. А цены не радовали. Коробок спичек продавали за пятьдесят рублей, махорку – за сто. В мясных рядах за кило говядины просили двести рублей, за сало – шестьсот.