– А грамоты великого государя, собственноручные? – спросил кто-то, впрочем, без особой уверенности.
– Подотрется грамотками твоими стрелецкий полковник! – прямо ответил Воейков. – Сам разумей, много ли весит против набольшего боярина Шереметева государь, недоросль несмышленый? Воевода тоже великим государем ставлен был, а ныне зявку закрыл и сидит тишком. Воевода-то не нам, сирым, чета! Такие дела…
Все заметно приуныли. Коломна все больше приобретала очертания того сказочного града Китежа, который видеть – видишь, а войти – не войдешь!
– Добром не впустят – приступом возьмем! – прервал тягостное молчание Васька Валуев и треснул по столу своим тяжелым кулаком (гнилая столешница проломилась).
– А пять сот стрельцов куда денешь, Васька? – прищурился Воейков. – Побьешь всех?
– А хоть бы и побью! – набычился богатырь.
– Не станешь ты своих бить, и никто из нас не станет! – заметил Федор, который все время разговора сидел, поигрывая своим испанским клинком в свете лучины, словно пытался прочесть на его лезвии некие колдовские письмена. – Довольно уже православные православных били, десять лет с лишком… Однако приступ, выходит, единый нам выход! Вернее сказать: единый вход в башню Маринкину!
– Говори, Федя! – навострились дворяне, придвигаясь к своему сотнику. – Как мыслишь свершить сие?
– Увидите, братцы! Подайте-ка чернильный прибор да бумагу, сяду коломенскому воеводе князюшке Приимкову-Ростовскому да его стрелечеству полковнику свет Митьке Бердышеву письмо писать. Следую-де до их светлостей с важным и чрезвычайным державным делом… Намекну, что от самого боярина Шереметева да от великой старицы Марфы Ивановны. Подпустим коломенским сидельцам пыли-то в очи, чтоб они там забегали, засуетились! И буду-де в Коломне завтра прямиком через главные Пятницкие ворота. Запечатаем письмо для почета малой государевой печатью, а отвезти ныне же пошлем двух молодцов видом поудалее, одежкой понаряднее – хоть Юрку Хохлова да Артюшку Платонова. Пускай встречу готовят. А мы с вами, ребяты, завтра с рассветом и впрямь в Коломну пожалуем, да только ходом попроще – через ворота задние, Ивановские. Оттуда, кажись, и до Маринкиной башни поближе будет, а?
Снег уже начал таять, потеплело, и немощеные улицы в слободе, раздавленные тележными колесами и растоптанные людьми и лошадьми, превратились в сплошное грязное месиво, щедро приправленное конским навозом и выплескиваемыми из домов помоями. Разбрызгивая зловонную жижу, сотня Федора Рожнова на рысях вошла в Коломну. Посадские люди, поспешно сторонясь перед оружными воинскими людьми (быть может, не из почтения или страха, а попросту, чтоб не окатили грязью из-под копыт), бросали на них любопытные, но недоброжелательные взгляды. Буйные времена Смуты, когда от любого вступавшего в город войска привыкли ждать новых поборов и бесчинств, были слишком свежи в памяти коломенских обывателей.