– Жалко мне ее, Гриша! – опустив глаза, призналась Алена.
– Что ж, эта жалость твоя больше любви ко мне будет? – не поверил Пастильников.
– Может, и не больше, милый, да не могу я госпожу мою горемычную бросить! – стояла на своем Алена. – Только с ней убегу! Хочешь меня увезти, так Марию Юрьевну спаси! Бежать ей надобно, а то убьют ее здесь, не ровен час!
Пастильников от изумления даже кулечек со сластями на пол выронил. Бухнулся на колени, собирать стал. Пока собирал – все чертыхался.
– Ишь ты, смиренница, чего удумала! Маринку из башни спасти! Государеву изменницу! Да за это ж не только на дыбу, за это ж башку долой! Вон сотник твой мне первый же ее и отрубит!
– А может, и не отрубит… – задумчиво протянула Алена. – А может, и вовсе наоборот… Добро, что ты, Гришенька, про сотника-то напомнил!
– Ты что, глупая?! – не поверил своим ушам Пастильников. – Нешто царев пес на такое дело решится? Государя своего предать?!
– А может, и решится… – медленно, словно взвешивая каждое слово, сказала Алена. – А ежели решится, ты, Гриша, ему и мне поможешь?
– Окстись, девица, окстись, милая! – Пастильников даже перекрестился от испуга. – И не говори со мной больше про Маринку твою! Тебя я люблю, не ее, тебе и помочь хочу!
– А я ей служу! – веско и строго сказала Алена. – Хочешь меня любить, ей помоги!
– Ну что с вами, бабами, делать! – в сердцах воскликнул Пастильников. – Любого с ума сведете. Ох, пропади моя головушка! Ежели сотник твой помочь Маринке решится, то и за мной не заржавеет!
– Ну, смотри! – пригрозила Алена. – Ты, Гриша, слово дал! Купеческое! Теперь не отступишься, торговый человек!
– Не отступлюсь, бедовая! Не отступлюсь, Аленушка, только дай поцелую!
Пастильников рассудил, что сотник Рожнов, пес государев, ни в жизнь не станет помогать Маринке, а стало быть, слово купеческое сполнять не придется. Пусть Аленка верит, что он, Пастильников, согласен ее госпоже помочь. Лишь бы целовала жарче! А там девица-красавица и бежать на вольные земли согласится – без Маринки, конечно! Зачем им нужна эта Маринка? Несчастная она женщина, что и говорить, да только всем горемычным не поможешь! Ни мошны не хватит, ни сил, ни жизни человеческой…
Так и решил Пастильников, только Алена думала иначе. Вышла она из лавки Григория, крепко задумавшись. Служанка и добровольная помощница Марины Мнишек знала о Федоре Рожнове нечто такое, чего не ведал еще никто на свете. И даже сам Рожнов – пропадай его молодецкая головушка!..
Маринкина башня, Коломна, 1615 год
Сотник Рожнов действительно зачастил к Марине. А ведь началось все с пустого разговора – зашел он более для порядку, чем по надобности какой, спросить – всем ли сиделица довольна, сыта ли она, не холодно ли ей, не мучат ли хвори. Аленка-прислужница как раз в посад за снедью отлучилась, Маринка одна была. На коленях в углу стояла, бусы свои латинские, что четками называются, перебирала да молитвы непонятные читала. Трогательно так читала, истово, чуть нараспев. И столько силы было в ее голосе да веры, что заслушался Рожнов, пробрало его чуть ли не до дрожи. Стал в дверях словно истукан и ни обратно уйти, ни подойти к ней поближе не смог… Оробел словно! Тьфу ты, пропасть, а ведь ни перед кем раньше не робел – ни перед Васькой Шуйским, ни даже перед государем Михаилом Федоровичем!