– Чего хочешь ты, народ православный?
– Не хотим злого еретика Гришки Отрепьева! – высоким срывающимся голосом выкрикнул за всех Михайло Салтыков.
Народ подхватил его призыв нестройным смутным хором. Воспользовавшись тем, что стоял ближе всех к Басманову, вставил свое слово и Федька:
– Справедливости хотим! Почто ни в чем не повинного мужа, ученого дьяка, убил?
Басманов обернулся к нему, словно счел этот вопрос наиболее достойным ответа:
– То не я убил! Немчин Фюрстенберг алебардой ударил, я помешать не поспел…
– Немчин?! – вспыхнул Федька. – Так скажи ему, пусть на меня выходит, меня убить! Я-то при сабле!
Но Басманов уже не слушал его. Воздев руки и раздвинув ими угрожающий гул толпы, он горячо заговорил голосом, который привык потрясать поля сражений:
– Почто не хочешь царя Дмитрия Ивановича, народ московский? Почто ругаешь и лаешь богопомазанного властителя Руси? Он ли не был милостив к тебе? Дал посадским да торговым людям многие вольности, а холопам обещал послабления! Рассыпал тебе злато, поил вином, веселил тебя играми и потехами!
Кое-кто в толпе, переглядываясь, согласно закивал. Иные, напротив, злобно грозили Басманову кулаками и оружием:
– Не надобно нам от еретика вольностей! Не видано было на Руси святой плясок бесовских! Скоморох твой царь!! Ляхам продался!!! Выдай нам плута и обманщика!
Но поколебать Басманова, не оказывавшего страха даже перед вражьими полчищами, было непросто. Он протянул руку к боярам, стоявшим под крыльцом, и обратился к ним:
– Господа отцы и братья! Не вижу среди вас единого, кто не был бы обласкан и щедро жалован царем Дмитрием! Ты, Михайло Салтыков, кого он называл другом и поверял в державные замыслы свои! И ты стоишь здесь, средь мятежа, требуешь его венчанной головы и смеешь поднять глаза? Ты, Татищев! Не ты ли был милостиво прощен государем на пиру за свои хмельные и предерзостные крамолы на него, хотя Грозный пробил бы тебе посохом башку, не вставая из-за стола? Ты, князь Шуйский! Не ты ли ждал лютой смерти на Лобном месте за вины свои, не тебя ли надежа-государь помиловал и очистил от всех вин по великой своей доброте и милосердию? Не взял ни казны, ни имения, ни чести твоей! Так ли карали своих ослушников кровавый Иван и злодей Бориска?
– Твой царь – самозванец! Он поругал православную веру! – не совсем уверенно подал голос Шуйский. Федьке, жадно ловившему каждое слово, показалось, что и возразил-то князь-боярин больше для того, чтобы не совсем позорно было пойти потом на попятный.
– Не клевещи, князь Василий! – грозно сверкнул очами Басманов. – Слушай, народ, и вы, бояре да дворяне! Наш надежа-государь верен православной вере! Вам ведомо, как усердно отправляет он все обряды Святой Соборной и Апостольской Церкви нашей! Узнайте, что вечор царь Дмитрий Иванович изгнал лукавых латинских иезуитов, истинно злоумышлявших на православную веру…