Палаты опустели. Воейков остался один на один со старицей.
– Служба у меня к тебе будет такая… – сурово сказала старуха. – Маринку тайно расспросишь, когда сотник твой в посад али к воеводе отлучится…
– О чем, матушка государыня?
– Не знает ли воруха, что за шляхтичи такие Луба Димитрий да Войцех Белинский и что за дитятя раньше с Лубой этим да женкой его Марьей обретался, а ныне у Белинского в приемышах… Понял ли, служивый, запомнил ли имена их поганые?
– Запомнил, матушка государыня.
– После мне отпишешь. А ежели не знает Маринка ничего, сама я про шляхтичей этих разведаю. Димитрий Луба – тот под Москвой погиб. Женка его, Мария, будто в темнице умерла. А Войцех Белинский с мальцом Яном, сыном Лубы покойного, ныне на Москве пленниками. Просит король польский Жигимонт их на людей российских обменять, что в Речи Посполитой томятся. И на супруга моего, патриарха Филарета Никитича. Вот и я думаю, многогрешная, неужто этот Белинский да сын его названый так дорого стоят?
– А откуда Маринка про тех шляхтичей знать может, матушка государыня?
– Слыхала я, что люди они ей были близкие да верные… – отговорилась старуха.
Воейков, лис хитрый, травленый, сразу понял, молчит Марфа Ивановна про главное, утаивает самое сокровенное. Но допытываться не стал, только спросил:
– Как же мне понять, матушка государыня, не знает Маринка ничего али запирается? Пытать-то ее мне сотник не позволит!
– Зачем пытать, дурья твоя башка, ты постращай! Скажи, что царская матерь, Марфа многогрешная, ежели Маринка упираться будет, дитятю, что при шляхтиче Белинском обретается, удавить прикажет! А ежели правду расскажет, то мы дитятю этого пощадим…
– А ежели и тогда она упираться будет?
– Тогда и вправду ничего не знает, колдунья, тогда я сама сына своего неразумного постращаю, на свет божий дела его тайные выведу! Ишь, от матери таиться вздумал! А коли не нужна нам Маринка боле станет, приказ тайный от царя получите – удавить ее в темнице! Понял, полусотник?
– Понял, великая государыня!
– И ни Федьке своему Рожнову, ни царю Михаил Федоровичу про разговор наш ни слова! А то язык вырвем!
– Как не понять, великая государыня?
Старуха поднялась со своего кресла-трона, подошла к груде драгоценных камней, оставленных ее женским войском, поворошила яхонты с лалами и изумрудами тяжелым и острым посохом. Ткнула в одну из жемчужин из Марининых четок. Потом оглянулась на Жигимонтку-обезьяна, который остался сторожить ее трон, поскольку не мог сам отстегнуть золотую цепочку.
– Посиди покуда, Жигимонтушка, – ласково сказала она, – посиди, ангельчик… Свято место посторожи…