Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице (Раскина, Кожемякин) - страница 225

– Много у меня было знакомцев среди шляхтичей… – юлил Воейков.

– Саблю, видно, со многими шляхтичами скрещивал? – усмехнулась Марина. – Потому и знакомцами их величаешь… Да только знай – те из них, кто за избрание королевича Владислава на престол московский стоял, против меня и прав моих царских были. Они меня царицей не признавали. Покинули меня соотечественники, к Сигизмунду вернулись. В Астрахани да на Яике меня только казаки защищали…

– Знавал я еще одного шляхтича храброго… – гнул свою линию Воейков. – Димитрием Лубой его звали. Жена у него была красавица, именем Мария, и мальчонка махонький – Ян. Говорят, Димитрий Луба тебе слугой был верным, Марина Юрьевна…

– Кто говорит? – жестко и резко спросила Марина. – Зачем ты меня о них спрашиваешь?

– Да не пугайся ты так, ясная пани! – масленым голоском сказал Воейков. – Так, хотел поговорить о старых знакомцах… Ничего мне от тебя не надобно. Не знаешь Димитрия Лубу – и Господь с тобой!

– Был такой шляхтич… – вспомнила Марина. – Храбрый, благородный. В Тушинском лагере я его видала. Да погиб он рано. В бою с войсками Шуйского его убили. А про жену его и ребенка я ничего не знаю. Был вроде Луба женат на некой шляхтянке. А Марией ее звали или еще как – бог весть…

– Вот времена-то какие… – сокрушался Воейков. – Был человек – и нет человека! И никто про него ничего не знает!

– Тебе-то с какой радости, пан, о ляхах сокрушаться? – с недоверчивой усмешкой переспросила Марина.

– Сама знаешь, высокородная пани, как все нынче перемешалось… Одно слово – смута! Кто тебе враг, а кто друг, не сразу и распознаешь… Бывало, сидишь с ляхом – мед да пиво пьешь, а потом, глядь, и на сабельках с ним рубишься! Жаль, пани, что ничего ты не знаешь о знакомцах моих давних…

– Ничего не знаю, пан… Бог мне свидетель! – убежденно сказала Марина и перекрестилась.

– А я вот слыхал, что покойного Димитрия Лубы сынок ныне у шляхтича Белинского в приемных детях обретается… Хорошо, если так, – не пропадет мальчишка! Правда, Марина Юрьевна?

– Правда… – повторила Марина, и лицо ее исказилось, на глаза навернулись слезы (видно, о своем ребенке подумала!). – Хоть чей-то ребенок спасся, слава Иезусу!

– А про мать его бедную, Марию, шляхтича Лубы супругу, ты ничего не знаешь, пани Марина? Видал я ее когда-то! Раскрасавица была! Увидеть бы ее хоть разок еще – так ее красота мне сердце обожгла! – упоенно врал Воейков.

– Ничего не знаю, пан! Богом клянусь!

– Ну, раз Богом клянешься, так и вправду ничего не знаешь… – вздохнул Воейков. – Пойду я, пани! А не то придет наш сотник от воеводы, покличет своего полусотника, а я тут с тобой лясы точу!