, ежели хотим гонцов обогнать, что по заставам с Коломны да с Москвы разошлют – нас имать, – заметно скис Егорка. – Да еще на мзду приказным да ярыжным людишкам, как без этого? На обзаведение нам, я мыслю, и не останется ничего… А Марине-то Юрьевне каково будет нищей беглянкой в отчизну воротиться?
– Больно ты скор, казак! Мы еще не свершили ничего, а ты уж в Литве обзаведением заботишься, – усмехнулся Федор. – И потом, богатых черти в рай не пускают! Мы с тобою службой хлеб себе добудем, да и Марину, Бог даст, не оставим… А словят нас – ничего вовсе нужно не будет. Покойникам казна без надобности!
– Не словят, сотник! – поспешил успокоить Егорка. – Я удатный!
– А раз удатный, слушай сюда. Лодку с вечера прямо против Коломенской башни у бережка с моей стороны привяжи, будто рыбачил да на покой собрался. Я с верхотуры ее с вечера примечу… К ночи скрытно сядешь с конями в лесу, с опушки. Что и как я в башне свершать буду – мне рассказывать недосуг, а тебе и знать не надо, только как мы с Мариной из башни уйдем да через речку переберемся, я совой закричу…
– Может, лучше жабой закрякать? Сов, их тут богато летает…
– Жабы еще не проснулись, простота!
– Так я потому и предлагал жабою, чтоб опознать сразу.
– И стрельцы на стенах тоже опознают, что жаба не ко времени заголосила! – Федор всерьез осерчал на упрямство своего помощника. – Сказано, совой, значит, так тому и быть! Умей отличить птичий голос от человечьего! И сразу иди с конями нам навстречь, авось не углядят в темноте из города. А ежели тревога поднимется, так сразу к переправе беги и не моги уходить, пока нас не сыщешь или не поймешь наверняка: не успели мы…
– От этого храни Господи и Пресвятая Богородица!
– И я об этом молю!.. Ну, все ли уразумел, все ли свершишь?
– Не обижай, сотник, мы, казаки, чай, не дурнее вас, дворянщины! А за государыню Марину Юрьевну я живота не пожалею!! Все свершу, Федор, будь во мне надежен, как в себе.
– Ну, тогда обнимемся, что ли, Егорка! Спасай тебя Христос!
– И тебе, Федор, Божьего споспешания… Да доброй удаче быть!
Они обнялись, не зная, увидятся ли еще в этом недобром и шатком мире…
Простившись с молодым казаком, Федор отправился в кабак к знакомому целовальнику и, высыпав перед ним остатки содержимого взятой некогда с боя Егоркой калиты, купил у него две четырехведерные бочки хлебного вина, бочонок крепкого меда, а расторопную наймитку послал за соседом-мясником, с которым сговорился о покупке говяжьей туши. Ублаженный недавними прибытками, кабатчик торговаться не стал и даже дал Федору телегу и работников, чтоб довезти припас «для войска» до башни. В подвале у сотника хранился еще один початый бочонок вина и один, полупустой, – меда. Сложив запасы хмельного питья совокупно, Федор решил, что его лихому воинству этого должно хватить ровно для того, чтобы весело и беззаботно прогулять всю ночь… Быть может, последнюю веселую ночь в своей жизни…