Маринкина башня, Коломна, 1615 год
«Гости съехались к боярам во дворы,
Заходили по боярам топоры!
Эх, жги, жги, жги, говори!
Говори да приговаривай!
Топорами приколачивай!»
Песня была старая, удалая, крамольная, и оттого еще веселее! Опричная да болотниковская, она разбойно будоражила над Коломной ночную тишь… Все шестьдесят с лишним душ, и дворянских, и холопских, избранная сотня Государева дворянского полка, боевая братия, теснились в приземлии башни вокруг раскупоренных бочек с крепким хлебным вином, с душистым хмельным медом. И святой Маврикий, их стяг и покровитель, – тоже здесь, стоит под киотом в красном углу и словно усмехается белозубо с полотнища своим буйным чадам… И дозорщиков с верхотуры, и часовых от Маринкиных покоев – всех созвал сюда сотник Рожнов: «Ступай все к чарке, братцы! Наслужитесь еще, а нынче – веселье!»
Кружки – глиняные и деревянные, чары – медные и серебряные ходили по рукам, и благодатная обжигающая влага щедро лилась в привыкшие к брани и к боевому кличу глотки. Над очагом румянилась соблазнительной корочкой печеная бычья туша, от которой сотрапезники отхватывали ножами куски и жадно вгрызались в них зубами. Ухари, отодвигая остальных, выскакивали на середину тесной караулки и лихо выламывали коленца в пляске… Веселье бурное, веселье воинское, веселье простое!
Сам великий государь всея Руси Михаил Феодорович воззрел на них, прислал им в письме приветное слово! Обещает государь: скоро, уже скоро идти им обратно на Москву – к малиновым звонам и румяным зорькам над Яузой, к женам да детишкам (у кого имеются), к стосковавшимся любушкам-голубушкам (коли не забыли!), к четям да имениям (кто нажил). Шлет им царь-батюшка, щедро дарящий, почитающиеся за верную службу в Коломне деньги с города. Вон, Ванька Воейков да Прошка Полухвостов за ними поручителями поехали… Федор сам удивлялся, как ловко соврать у него получилось! Или, может, верили ему они безоговорочно, вот и обманулись… Стыдно! А обратной дороги уже нет…
Снаружи тоже долетали разухабистые крики и песни бражников: внешняя стража стрелецкая гуляла! Дождавшись, когда совсем стемнело и начальные люди завалились по избам на теплые перины, Федор выставил стрельцам-молодцам бочку вина, да меда два ведра, да бычью ногу с лопаткой… Гуляй, стрельчишня! Нечего стрельцам с дворянами на собачьей службе государевой делить, кроме ран и дыр на кафтанах, незачем им ссориться. Не поминай лихом, рать пешая, рать конную! Ныне стрельцы братались с дворянским караулом у входа, словно и не было всех этих месяцев упорного противостояния за обладание башней и узницей, и клялись друг другу в вечной дружбе.