Андрей заставил себя рассмеяться, обнял ее за плечи, и они стали спускаться.
– Я не злюсь, с чего ты взяла… Просто я ошарашен.
Верхний обрез дверного проема поднимался все выше, вновь часть за частью высвобождая улицу: проезжую часть дороги, газон, скамейку, стоявшую в своем нормальном положении на ногах, дом на противоположной стороне, – только все это теперь было размыто в чертах, блекло, и небо, когда они вышли под него, уже оставленное солнцем, походило на увядающий лепесток гигантского голубого цветка. Машины, с тихим шипением шин об асфальт пробегавшие навстречу друг другу с обеих сторон газона, шли уже с зажженными подфарниками, тускло светившимися на их оскалившихся решеткой воздушного охлаждения лицах, но фонари еще не были включены.
И так же, как утром, не сговариваясь, они механически повернули налево и пошли в сторону метро.
– Ну что, пойдем в эту… как она называется, на площади, возле Исаакия, – сказал Андрей, пытаясь вспомнить название гостиницы и не вспоминая, помня лишь то, что жена, указывая на большое, мрачное, кофейно-серое здание, сказала: «Та самая, в которой Есенин повесился».
– «Асторию»? – напомнила Елена.
– Ну-ну, «Асторию», – вспомнил теперь Андрей. – Там же возьмем и список других, телефоны их, будем звонить, если в ней не получится.
– Ага, – согласилась жена. Она все же чувствовала себя виноватой и предоставляла ему теперь полную свободу действий, чтобы будущие ошибки и неудачи не имели к ней уже никакого касательства.
Метро приняло их в свое светлое просторное чрево, пронесло в грохочущем дрожащем вагоне по мрачному тартару туннеля, змеившему вдоль себя мощные тела кабелей, и вновь вознесло на поверхность ребристой, поскрипывающей где-то в невидимой своей части ступенчатой шкурой эскалатора.
Мест в гостинице, разумеется, не было. Но Андрей сразу же просил номер только на ночь, и, отказав, им велели подождать, потом еще, и еще, и через час ожидания все-таки позвали.
– Только на ночь! – не глядя на них, копаясь в какой-то пухлой, с желтыми страницами бухгалтерской книге, властным хозяйским голосом громко сказала администраторша, нашла то, что искала, провела над строкою рукой с карандашом, отметила точкой, выписала себе на бумажку, захлопнула книгу и только теперь обратила к Андрею с Еленой лицо. – Деньги за сутки! – так же громко и равнодушно-хозяйски продолжила она, сомкнула, рот и, не отводя от Андрея взгляда, стала чего-то ждать.
У нее было нестарое, скорее даже молодое еще лицо, но эта безмерная, чудовищная власть, данная ей волею обстоятельств над нуждающимися в ее услугах людьми, делала ее, когда она глядела глаза в глаза, словно бы безвозрастной, существующей с сотворения мира, и она знала при этом, что все уйдут в другое измерение, сменится поколение, и другое, а она все будет существовать.