– Пронырсен? Да он ни за что в театр не пойдёт, – сказал Сдобсен. – Он же сам сказал, когда заходил за сухарями. Он до сих пор хохочет над нами в темноте.
Все вскочили и бросились к двери слушать. Неужели Пронырсен правда всё ещё смеётся над ними?
Да, правда. Где-то очень далеко, перекрываемый шумом дождя и плеском реки, раздавался смех Пронырсена. Он шагал домой через лес с пакетом чёрствого хлеба и с этим смехом.
– Утёнок, похоже, прав, – сказала Октава. – Прекрасная идея. Если мы так насмешили Пронырсена, что он всё никак не отсмеётся, то лучшей публики нам не найти.
– Но, – сказал Сдобсен, – лучше ведь я буду…
– Конечно, лучше ты будешь принцессой. Ты блистательный и неотразимый. И ещё долгие годы только и разговоров будет, что о твоей замечательной роли в приречном театре.
– Пронырсен сграбастает сухари и сбежит, только его и видели, – предрёк Сдобсен.
– Необязательно, – ответил Ковригсен. – Если мы скажем, что в конце будет пир и торт, и хорошенько намажем его стул клеем, то…
– Он никогда не садится, – напомнил Сдобсен.
– С этим придётся ему помочь, – ответил Ковригсен.
– Но в загранице, – сказал Сдобсен, – публика сама рвётся в театр. Там все красиво одеваются, стоят в очереди да ещё платят деньги, чтобы посмотреть спектакль.
– Нам не стоит на них равняться. У нас всё по-другому, – объяснил Ковригсен. – Пронырсен ни за что не станет красиво одеваться, стоять на месте, тем более в очереди, и уж точно не заплатит ни гроша. Будем рады тому, что имеем.
– Но вдруг он страшно разозлится, – засомневался Простодурсен, – и озвереет?
– Искусство всегда требует жертв, – сказала Октава.
– То есть? – удивился Простодурсен. – Что это значит?
– Это значит, что наше дело – приклеить Пронырсена к стулу, и пусть ругается сколько хочет.
Несколько секунд было совершенно тихо. Гулко упали на пол две крошки. Громко чавкала вода в дырявых башмаках. Потом Сдобсен снова открыл рот.
– Можно мне взять коврижку? – спросил он.
– Угощайся чем хочешь, – ответил Ковригсен. – Ты будешь принцессой, тебе голодать не по чину.
– Ты прав, – протянул Сдобсен. – Дай мне тогда уж сока и марципанов, если у тебя есть.
– Ты хочешь играть принцессу? – спросила Октава.
– Я не хочу, – ответил Сдобсен, – но ради тебя сделаю это.
– Сдобсен, друг мой, от твоих слов у меня пламень в груди! – торжественно сказала Октава.
– Пф, – только и фыркнул в ответ Сдобсен.
Теперь у них снова была принцесса. Осталось повесить афишу у двери Пронырсена и погуще намазать стул клеем, а там, глядишь, всё устроится.