Глава одиннадцатая. Бесприданница
Поэтому о юношах его не порадуется Господь, и сирот его и вдов его не помилует: ибо все они лицемеры и злодеи, и уста всех говорят нечестиво. При всем том не отвратится гнев Его, и рука Его еще простерта.
Исаия 9:17
Панихиду заказали в одном из центральных соборов, и к назначенному времени стоянка перед храмом заполнилась черными автомобилями престижных марок. По номерам машин можно было многое узнать об их хозяевах.
Серый, распухший, непохожий на себя дед лежал в дорогом лакированном гробу с откидной крышкой, головой на белом атласном валике. Подножье гроба было заставлено корзинами с цветами, которых хватило бы на обустройство небольшой оранжереи.
Марьяна то успокаивалась, то снова начинала беззвучно плакать, кусая скомканный в кулаке платок. Отец активно принимал соболезнования, жал руки, отходил, чтобы поприветствовать и поблагодарить нужных людей. Два дедовских зама руководили движением, помощники пристраивали всё прибывающие букеты.
Максима то и дело похлопывали по плечу, порывались обнять какие-то полузнакомые и вовсе неизвестные люди, а он стоял у гроба, разглядывая в толпе молодых женщин или припоминая, сколько раз уже участвовал в похоронах. Дед по отцу, бабушка, мать, Аршакян от передоза в девятом классе, Степанова, вылетевшая на трассу через лобовое стекло… Однажды ему показалось, что он заметил в полутьме у колонны маленькую горничную с заплаканными глазами – Марьяна уволила ее сразу, как только вернулась в Озерное из больницы. Максим зачем-то захотел подойти к девушке, но в тот момент его отвлекли, а в следующий она исчезла.
Проходя мимо, отец задержал на лице Максима озабоченный взгляд.
– Ну, как ты?
– По сравнению с дедушкой – неплохо, – ответил Максим, но тот не расслышал или не захотел расслышать насмешки.
– Давай держись. Нам нужно много обсудить с тобой.
К началу заупокойной службы в церкви собралось уже больше полусотни соболезнующих, и стало как-то тяжело и душно. Запах горящего воска, дым ладана раздражал горло, и Максим чувствовал, как по спине под жестким новым пиджаком струится пот. Потел и батюшка: «Со духи праведных скончавшихся душу раба Твоего, Спасе»…
Поп и помощники читали молитву так густо и слаженно, что участники церемонии начали вздыхать и кашлять, словно на концерте духовной музыки. Только Марьяна один раз нарушила стройность обряда, когда на словах «един еси Человеколюбец» вдруг издала грудной, рыдающий стон и начала клониться вниз.
Отец, яко пленных свободитель и нищих защититель, немощствующих врач, победоносче великомучениче Георгие