– Я понимаю, что меня, конечно, тут все посчитали занудой и синим чулком, – заявила Таня, обмахивая разгоряченное лицо салфеткой. – Но я больше не буду говорить на серьезные темы. Начну болтать разные пустяки, как положено блондинке… У меня как раз есть история про портвейн. Когда я поступала в училище, мы на собеседовании должны были читать басню и отрывок, а я вышла и так растерялась… А в приемной комиссии были почему-то одни мужчины, то есть преподаватели, как вы сейчас. И тоже все смотрят на меня и вдруг спрашивают: назовите, какие вы знаете сорта портвейна? Я что-то там пролепетала: «Три семерки», кажется… А самый старенький педагог, Владимир Самойлович, он у нас потом вел сценическую речь, говорит: «Девочка, а какой у тебя размер бюстгальтера?» А у меня уже тогда был четвертый… Я ответила, и они меня сразу отпустили. Думаю – всё, завалилась! А потом выходят и объявляют: принята. Я до сих пор не знаю, что они – поспорили между собой или хотели пошутить… И на самом деле портвейн – прелесть!
– А сейчас у тебя какой размер? – неожиданно спросил отцовский Ганимед.
Максим с интересом ждал момента, когда эта Олимпия раскроет рот.
– А у тебя? – с внезапной находчивостью парировала Таня.
– Хочешь померить?
– Игорь! – деланно изумился отец.
Тот захлопал ресницами.
– А что такого? Я тоже про смысл жизни.
– У кого в чем, – Таня передразнила юношу, похоже моргая глазами исподлобья.
Отвечая ей улыбкой, он приподнял и опустил плечи.
– Кстати, а почему бы нам не вернуться к нашей плодотворной дискуссии? – предложил Максим. – Для Тани смысл жизни – в творчестве, для твоего друга – в размере, а для тебя, папа?
– Боюсь, не закончится ли эта плодотворная дискуссия тем, что мне придется вас троих выносить отсюда на плечах?
– А мы больше не будем пить, – решила Таня. – Мы будем танцевать. Я так люблю эту мелодию! Георгий Максимович! Можно мне вас пригласить?
Отец галантно извинился.
– Простите, Танечка, я уже забыл, как это делается. Вот Максим вам составит пару.
– Ну я очень прошу! Только один раз!
– Я составлю пару, – вызвался вдруг Ганимед.
Отец воззрился на него, как пророк Валаам на ослицу. Таня тоже распахнула глаза, но парень уверенно поднялся, подошел, протянул ей руку.
– Я тоже люблю эту музыку.
Максиму с его места открывался весь уже почти пустой зал ресторана, разделенный эстрадой и круглой площадкой для танцев. Отец повернулся к столу боком, закурил. Официанты по его знаку начали убирать тарелки.
– Надеюсь, она не обиделась? Еще раз хочу отдать должное твоему вкусу – красивая девушка. И с характером.