– Ты должен понимать, что мы не отпустим тебя с такой информацией, – опечаленно проговорил атаман. – Одумайся, Степа. Кто его знает, как эти числа способны повлиять на расстановку сил… Мы не можем допустить усиления тех, кто считает себя наследниками СССР. Мои люди имеют право на жизнь! – произнес он убежденно, а затем, поколебавшись, но все же отбросив сомнения, выдвинул верхний ящик стола, достал потертую деревянную шкатулку и открыл ее. Внутри лежали награды. Атаман показал их Степану: медали «За боевые заслуги», «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне» и орден Славы второй степени.
– Почти триста казаков в ту войну получили звезды Героев Советского Союза, – проговорил он, – а что Страна Советов и Партия пожаловали им в благодарность? Преследования, ссылки, лесоповалы, вечную мерзлоту и голод? Наша станица – как первый зеленый росток на пепелище, первый шаг к возрождению казацкого края, и я готов защищать его любыми средствами.
– Вряд ли эти триста героев затеяли бы раскол в трудное для страны время, – ответил Степан. Ему всем сердцем хотелось избежать этого разговора, не было ни моральных, ни физических сил на споры. К тому же медали времен Великой Отечественной говорили, что атаман – свой, и, соответственно, ему можно было доверить секрет. Но в то же время ему нельзя было доверять, потому что атаман – чужой, враг советской власти. Противоречие разрывало Степана изнутри, причиненная им мука отражалась на бледном, покрытом испариной лице. – Да и есть ли смысл что-то мудрить на пепелище, когда пришлые загнали нас обратно в каменный век? – договорил он через силу.
– Молод ты еще, чтобы такими словами разбрасываться. – Атаман спрятал награды в стол, движения его стали резкими, нервными. – Но если тебе доведется встретиться с председателем Трофимовым, спроси его, любезного, чем он занимался, когда все наши мужики били фрицев?
Степан внезапно понял, что ему стало тяжело смотреть в сторону атамана. Над головой Ермакова возник нимб, сияющий ослепительно-белым светом, от которого резало в глазах. Сначала Степка подумал, будто это – галлюцинация, но уже в следующий миг до него дошло, что свет льется из окна. Что-то полыхало снаружи, оживляя тягостные воспоминания о минувшей ночи.
Пожар? Снова пришлые?
Мысли одна другой тревожнее подстегнули его, словно кнутом, наполнив адреналином кровь.
– Атаман! – Степан вскочил, указал на окно, но Ермаков уже и сам был на ногах, одного взгляда атаману хватило, чтобы понять, что дело неладно.