Степан сорвал респиратор, оставил его болтаться на лямках под подбородком, вдохнул наполненный вечерней прохладой воздух. Он повернулся к парку и Дому культуры, шагнул вперед, наконец, почувствовав себя свободным человеком.
Зашуршала трава, ветер, дующий в спину, пахнул вольерной вонью. Степан крутанулся на каблуках. Первым, кого он увидел, был Лучко. Казак стоял, опустившись на одно колено, правой рукой он силился выхватить пистолет, левой сжимал торчащий из груди прут. В следующую секунду Степка понял, что это вовсе не прут, а самая настоящая боевая стрела с оперением. Это кто же пользуется в их краях такой дикой стариной?
И только затем он увидел, как от сумрака, царящего в дубках, отделились пять силуэтов. Степан кинулся к Лучко. Тот как раз смог вытянуть из кобуры «ПМ», но стрелять сам не стал, а вложил пистолет в Степкину ладонь.
Степан долго не раздумывал. Снял оружие с предохранителя, вскинул руку в сторону неприятеля…
И решил, будто он бредит. В его сторону мчали, разматывая на бегу веревки, существа, которые явно не являлись пришлыми, но в то же время их нельзя было назвать людьми. Бесформенные головы и перекошенные асимметричные лица, конечности разной длины, бугристые туловища, больше похожие на мешки, беспорядочно заполненные костями и потрохами. Одежда… точнее – не одежда, а попытка прикрыть наготу, – заскорузлые тряпки, намотанные как попало. Оружие – палки, колья, луки, примитивные топоры с прикрученными проволокой кусками железа вместо лезвий.
Пока Степан изумленно пялился, расстояние между ним и приближающимися существами сократилось вдвое.
– Стреляй, собака! – простонал Лучко, он больше не держался за стрелу; на посиневших губах казака выступила кровь.
Степан стиснул спусковой крючок. Одно из существ оступилось, схватилось за бок. Нападающие были уже так близко, что целиться стало невозможно. Вонь бродяжьего пота, нечистот и гноя накатила удушливой волной. Степан пуля за пулей высаживал магазин, стреляя веером. Вот один из уродов рухнул, прокатился по траве кулем и забился в конвульсиях, вырывая скрюченными пальцами траву. Вот голова второго лопнула, поймав пулю, однако страшилище продолжило бег, не сводя залитых кровью глаз со Степана и не опуская заточенной и обожженной для крепости палки.
Лучко вскочил на ноги с воплем, от которого даже у Степки кровь застыла в жилах. Казак рванул шашку из ножен, ударил ближайшего урода снизу вверх, разрубив ему бедро. Развернулся, отбил направленный ему в грудь кол, снова ударил.
Степан выпустил последнюю пулю прямо в оскаленную пасть, что распахнулась в метре от его лица. Осколки гнилых зубов брызнули в стороны костяной шрапнелью. Поскольку неприятель не хотел униматься, получив смертельную рану, а все еще размахивал дубиной, Степан кинулся на него и добавил несколько раз рукоятью пистолета по шишковатой голове, по разновеликим глазам, по хрящеватому носу.