— Стреляйте! — рявкнул султан.
К нему поспешил Урбан, широко расставив в стороны свои руки.
— Пусть не гневается повелитель и не сочтет за дерзость мою тревогу, но я вынужден просить его отъехать подальше, на сотню шагов от этого места.
— Зачем? — высокомерно спросил султан. — Ты что же, не уверен в надежности своего изделия?
— Нет, о великий, уверен. Но первый выстрел всегда очень опасен.
Великий визирь поддержал пушкаря, в толпе царедворцев также раздались возгласы одобрения. Мехмед, подумав, милостиво кивнул и удалился на требуемое расстояние. Свита, как всегда, расположилась за его спиной.
Венгр выхватил из жаровни пылающую головню и вопросительно повернулся к султану: по неписанным цеховым законам первый выстрел из свежеотлитого орудия всегда производил сам мастер и если изделие не отличалось надёжностью — увечьем или жизнью расплачивался при взрыве ствола. Ответом ему послужил взмах руки. Урбан приблизился к казеннику, поджег запал, после чего швырнул факел на землю, быстро отошел на десяток шагов и крепко зажал уши руками. Некоторое время ничего ни происходило, лишь из запального желобка тонкой струйкой вился белый дымок.
Затем орудие ожило. Ствол подпрыгнул, из дула вылетел длинный язык огня. От страшного удара дрогнула земля, чудовищный грохот затопил всю округу. Горячая волна пригнула людей к земле, посбивала с голов тюрбаны и шапки. Дико заржав, кони понеслись вскачь, сбрасывая с себя вопящих седоков. Мехмеду удалось удержаться в седле, уцепившись обеими руками в гриву, хотя взбесившаяся лошадь, закусив удила, мчалась, не разбирая дороги.
Огромный клуб белого, пахнущего серой дыма медленно расползался вширь; вдоль направления полета ядра тлела сухая прошлогодняя трава. Сильная отдача вконец разломала телегу, и теперь пушка, дымясь боками, беспомощно лежала на земле, напоминая очищенный от сучьев ствол столетнего дуба. Люди бессмысленно ходили, ошалело поглядывая по сторонам и прикладывая ладони к ушам — многим казалось, что глухота навсегда овладела ими.
Лишь спустя некоторое время султан, а вслед за ним и его свита осмелились приблизиться к поверженному орудию.
— Что это было? — заикаясь от пережитого, спросил визирь. — Злые джинны вырвались на свободу?
— Этот нечестивый готовил на нас покушение! — завопил Саган-паша, выхватывая саблю из ножен.
— О, мудрейший, — венгр даже не повернулся в сторону зятя султана, обращаясь исключительно к Халиль-паше.
И хотя голос его звучал удрученно, с лица пушкаря не сходила торжествующая улыбка.
— Я каюсь, виновен в недосмотре: похоже, мои слуги заложили в орудие двойной заряд пороха.