Горожане радостно обнимались и покатываясь со смеху, указывали пальцами на противоположный берег, где металась, беснуясь от ярости, маленькая фигурка верхом на белом скакуне. Некоторые, повернувшись к берегу спиной, спускали штаны и показывали врагу свои голые зады, подпрыгивая и похлопывая по ним. Столь неприкрытое глумление вызывало у турок яростные крики и, теряя головы от злости, они пытались дометнуть до стен копья и стрелы. Но расстояние было слишком велико.
Торжествующее выражение не покидало лицо василевса. Еле сдерживая улыбку, он повернулся к Луке Нотару.
— Когда корабли приблизятся, прикажешь опустить Цепь на один пролёт и выслать в поддержку пять галер под началом Тревизано.
— Это слишком опасно, государь. Османские корабли только и ждут момента, чтобы прорваться в залив.
— Что же ты предлагаешь? Бросить наших храбрецов на произвол судьбы?
— Отнюдь. Корабли укроются в гавани Феодосия: подступы к ней простреливаются с башен и там они будут в полной безопасности. С наступлением же сумерек, под защитой стенных камнемётов, они проследуют вдоль берега до входа в Золотой Рог, где их и примут под конвой венецианские галеры.
— Мне нравится твой совет, — согласился василевс.
Предложение Нотара было хорошо продуманным, но довести его до сведения сражающихся мореходов оказалось непростым делом: на кораблях не замечали отчаянных усилий сигнальщиков на башнях или, в горячке боя, просто не успевали расшифровать условные знаки разноцветных флажков.
Турки предприняли ещё одну бесполезную попытку сломить сопротивление христиан. Палда-паша сорвал себе глотку, пытаясь собрать вокруг себя разрозненные корабли, вдохнуть боевой дух в объятые паникой экипажи судов. Он взывал к доблести и мужеству, обещал награду или смерть на колу и на плахе, напоминал о радостях битвы и об ожидающем смельчаков загробном блаженстве. Его бирема, как ткацкий челнок, сновала сновала вдоль линии боя, с каждым поворотом увлекая за собой всё больший хвост галер с оправившимися от растерянности командирами. Османские суда сгруппировались и вновь, мешая и преграждая путь друг другу, помчались на уже изрядно потрепанные корабли христиан.
Атака захлебнулась точно так же, как и в предыдущие разы. Поспешное отступление увлекло за собой и бирему предводителя, который, стоя на мостике, осыпал проклятиями трусость своих подчиненных.
— Да падут на ваши головы все кары небесные! — вопил он, размахивая кривым отточенным мечом. — Но если даже Аллах простит, то я вам никогда не спущу!
— Ах ты, собака болгарская! — прошипел капитан одной из удирающих галер, которая как раз проплывала мимо адмиральского судна. — Прикинулся правоверным, чтобы руками нечестивых истреблять нас?