— Нет, — пробурчал он себе под нос. — Поздно. Уже поздно.
Но вслух, повернувшись к сатрапам, произнес другое:
— Пусть будет так! Мы сделаем еще одну попытку. Но если и в этот раз враг ответит высокомерным отказом, пощады ему не будет!
Голос султана задрожал от еле сдерживаемой ярости.
— Я повторяю вам, сатрапы — поражения для меня не существует! Отступить от стен я не позволю никому и никогда. Если византийцы не примут условия мира, я буду кидать войска на штурм вновь и вновь, всех, до последнего солдата! Либо все лягут здесь костьми, либо мы будем пировать на черепах врагов.
Он замолчал, кидая исподлобья мрачные и подозрительные взгляды на пашей.
— Вы поняли меня, сатрапы? Такова моя воля и воля Аллаха! А теперь ступайте и готовьтесь к новому штурму. Торгут-бей, выводи и строй своих янычар. Если через час выбранный мною парламентер не возвратится или вернется с пустыми руками, янычары поведут войска в атаку!
— Говори, — кивнул он шагнувшему вперед Саган-паше.
— Великий султан, я давно собирался сказать тебе. Перебежчики из лагеря греков поведали мне, что в в стенах города, на левом фланге, есть небольшая калитка….
— Там много калиток! — возразил Мехмед. — И византийцы весьма умело пользуются ими.
— Да, господин. Но эта калитка, по их уговору со мной должна в полдень каждого дня на короткий срок отпираться.
— Вот как? — заинтересовался султан. — Почему же ты раньше молчал?
Военачальники замерли, с нетерпением ожидая ответа. Караджа-бей побледнел и волком уставился на на зятя султана.
— Я держал это в тайне только потому, что нашим воинам ни разу не удавалось именно в это время приблизиться к стенам.
— Ты лжешь! — рассвирипел Караджа-бей. — Ты хочешь сказать, твоим воинам. Сколько раз мои храбрецы штурмовали эти стены, но ты молчал о тайном ходе, чтобы приписать всю заслугу себе. Ты повинен в смерти тысяч, десятков тысяч солдат!
— Это действительно моя заслуга, — запальчиво отвечал паша. — А что касается тех тысяч смертей…..
Мехмед остановил его.
— Ваши споры затягивают время. Я же добавлю к уже обещанному: первому, кто поднимется и водрузит османский флаг на одной из башен, я пожалую не только титул санджак-бея, но и столько золота, сколько он сможет взвалить на свои плечи.
— Проваливайте отсюда! — заорал он во внезапном приступе бешенства.
— И не возвращайтесь до тех пор, пока город не будет взят!
Побоченясь в седле, тысяцкий Ибрагим успокаивающе поглаживал по шее коня. Животное пугалось мертвых тел, ловило ноздрями тревожный запах крови, пятилось, храпело и делало попытки вскинуться на дыбы. Но опытный наездник без труда справлялся с жеребцом.