Он сделал шаг в сторону бея и громко рявкнул:
— Если вздумал говорить, говори прямо, без утайки! Привык отсиживаться за нашими спинами, злорадствуя в рукав! Думаешь, мы не знаем, что ты больше всех страшишься штурма, боишься поражения своих хваленых солдат?
— Я никого и ничего не боюсь! — взревел в ответ Торгут-бей. — Только гнева Аллаха и султана, повелителя моего. И не вздумайте проверять меня на храбрость, беи, иначе от ваших голов останутся одни пустые черепки!
— Мой повелитель! — он с низким поклоном обратился к Мехмеду. — Если Аллах не желает твоей скорейшей победы, молю тебя — отступись. Но если ты уверен в себе и в своих слугах, приказывай! Я и мои воины без промедления двинемся на штурм.
Он замялся, переступая с ноги на ногу.
— Однако…… - конец фразы повис в воздухе.
— Говори! — потребовал султан.
— Прости меня, повелитель! Я хотел лишь сказать, что если янычары, проявив чудеса храбрости, все как один полягут под стенами, никакие в мире силы не помогут сохранить тебе армию, а тем более — овладеть городом.
— Ты прав! — султан взволнованно заходил по зале.
— Мой господин! — громко произнес Саган-паша, неприязненно меряя взглядом Торгут-бея. — Войска измотаны, число воинов оскудело на треть. Нужны новые, свежие силы, способные вести за собой в атаку изнуренных в предыдущих сражениях солдат. Или ты принимаешь нелегкое и весьма рискованное решение и тогда полки янычар, за исключением немногих, специально отобранных тобой для защиты твоей святейшей особы, идут на приступ впереди всех, или….
Он на мгновение смолк и со вздохом продолжил:
— …. или, что еще более тяжко, надо отдавать приказ войскам об отступлении от стен.
Мехмед изумленно воззрился на зятя.
— И это говоришь мне ты? Ты, который всегда ратовал за войну?
Саган-паша уныло развел руками.
— Повелитель, мы балансируем на лезвии ножа. Если мы всеми силами не начнем новый штурм, то вынуждены будем в скором времени признать свое поражение.
Мехмед отвернулся, чтобы скрыть растерянность. Медленными шагами приблизился к курильнице и провел пальцем по круглым отверстиям дымоходов.
— Великий визирь, — окликнул он, не оборачиваясь. — Почему не слышно твоего голоса?
Халиль-паша коротко откашлялся.
— Мой повелитель, я молчал лишь потому, что всем присутствующим известно мое мнение.
— Я желаю не догадываться, а слышать его своими ушами.
— Еще не поздно, повелитель, вновь отправить к византийцам парламентера с выгодными предложениями мира.
Мехмед щелкнул пальцем по выпуклому боку серебряного сосуда. Послышался резкий дребезжащий звук.