Портовые зеваки, проводящие дни в праздности и болтовне, почтительно расступились, уступая дорогу новоприбывшим. В одном из них, могучем статном воине, чьи густые брови нависали над глазами, а тяжелую нижнюю челюсть скрывала борода, многие сразу признали Димитрия Кантакузина, одного из влиятельнейших людей государства.
Второй из них не был никому знаком — молодой человек приятной наружности, уже перешагнувший порог юности, но еще не вошедший в зрелый возраст. На нем был тёмно-зеленый кафтан, перетянутый у талии узким ремешком, с которого свисал средней длины меч; заправленные в сапоги брючины плотно обхватывали стройные ноги; из-под берета с косо всаженным за ободок пером густыми волнами спускались на плечи тёмно-русые со светлыми прядями волосы; под его тонкими как нить бровями блестели светлые, смотрящие вокруг себя с любопытством приезжего, глаза.
— Дорогу, дорогу! — послышались грубые окрики, и зеваки бросились по сторонам, спасаясь от лошадиных копыт.
Небольшой отряд конных солдат приблизился к стратегу, и сотник, соскочив с коня, по-воински приветствовал Кантакузина.
— Познакомься, Эвбул, — произнёс тот, небрежно ответив на приветствие. — Это мой племянник Роман. Он долгое время жил со своей матерью, а моей сестрой в Генуе. Но узнав о цели моего приезда, тут же пожелал прибыть в Константинополь, чтобы содействовать нам в нашей борьбе. Его отец, как, впрочем, и твой, погиб в морском сражении с неверными.
Угрюмо-спокойные глаза сотника потеплели, когда он взглянул на Романа и, сделав шаг в сторону, он жестом пригласил стратега и его племянника сесть на подведённых к ним лошадей. Вскоре, выбравшись из оживленной сутолоки порта, они быстрой рысью направились к родовому особняку Кантакузинов.
Роман с интересом смотрел по сторонам, окружающее не переставало его удивлять, приковывая внимание своей необычностью.
Рядом с величественными храмами и дворцами знати, над давно неметёными мостовыми кренились придавленные временем лачуги в окружении куч мусора. Довольно часто встречались груды развалин, некоторые здания, темнея черными провалами окон, стояли совершенно пустые, с выщербленными, крошащимися стенами; лишь мастерство строителей предохраняло их от быстрого разрушения. Необычно много было и нищих. Всадники проезжали вдоль пустырей, где в кучах отбросов копошились старики и дети, мимо засеянных просом и овсом участков, где когда-то высились громады строений, а теперь лишь мирно паслись козы. Резкий контраст между различными районами пришедшего в упадок города не переставал удивлять Романа. Вызывало недоумение также и странное, непривычное поведение людей.