Мы поблагодарили за то, что он подвез нас, и без лишних слов распрощались: «Всего хорошего!»
– Всего хорошего? – заорал он. – Вы что, не собираетесь ничего платить?
Платить? Я был ошарашен. Где это слыхано – платить за попутку?
– Или вы рассчитывали доехать задаром? – не унимался он. – А за бензин и масло кто платил? – Он с грозным видом высунулся из окошка машины.
Пришлось выдумывать невероятную историю, к тому же убедительную, почему у нас нет денег. Он скептически смотрел на нас, потом тряхнул головой и пробормотал:
– Я так и подумал, когда увидел вас, – помолчал немного и добавил: – Очень мне хотелось подбросить вас. – Затем случилось нечто совсем неожиданное: он заплакал. Я наклонился, чтобы как-то успокоить его. Он совсем меня растрогал. – Отвали! – завопил он. – Убирайся!
Мы пошли прочь, а он сидел, положив локти на баранку и обхватив голову руками, и горько плакал.
– Господи, что ты об этом думаешь? – спросил я потрясенно.
– Еще повезло, что он не пырнул тебя ножом, – ответила Мона. Происшедшее только укрепило ее в убеждении, что южане абсолютно непредсказуемы. Пора подумать о возвращении домой, считала она.
На другой день, сидя за пишущей машинкой и невидяще глядя перед собой, я задумался, сколько мы еще сможем протянуть в солнечной Каролине. Несколько недель прошло с тех пор, как мы отдали свой последний цент, чтобы заплатить за комнату. О том, сколько мы задолжали славному мистеру Роулинсу за обеды и завтраки, я боялся и думать.
Назавтра, однако, к полному нашему изумлению, мы получили телеграмму от Кронски, где он сообщал, что едет с женой к нам и сегодня же вечером мы увидимся. Какая удача!
И точно, незадолго до обеда они заявились к нам.
Покиньте же все пустыню
И пойте осанну
Отцу и Сыну и Духу Святому
Неустанно.
Чуть ли не первое, о чем мы спросили, как это было ни позорно, нет ли у них денег взаймы.
– Это единственное, что тебя беспокоит? – улыбнулся Кронски во весь рот. – Эту проблему легко решить. Сколько тебе надо? Полсотни устроит?
Мы радостно стиснули друг друга в объятиях.
– Деньги, – сказал он, – почему ты не послал мне телеграмму? – И почти без передышки: – Тебе действительно здесь нравится? Мне тут вроде как не по себе. Это место не для негров… и не для евреев. Поганое место…
За обедом он интересовался, что я успел написать, продал ли что-нибудь и так далее. Он предвидел, что дела у нас пойдут неважно… «Поэтому мы так внезапно и нагрянули, – сказал он. – Могу провести с вами только тридцать шесть часов». При этом улыбнулся, словно давая понять, что я не заставлю его остаться ни минутой дольше.