Такой вопрос мы можем здесь поставить. И еще такой: неизбежно ли зло? Можно также задаться вопросом, вправе ли мы надеяться на Рай здесь и сейчас, или Вечность предпочтительней бессмертия. Мы даже можем обсудить природу Господа нашего Иисуса Христа: является ли она только Божественной или представляет собой единосущное гармоническое сочетание двух начал, человеческого и Божественного. Все мы страдали больше, нежели может вынести смертный человек. Все мы достигли высокой степени свободы. Некоторые из вас явили глубины человеческой души, доселе небывалые. Все мы живем вне нашего времени, все являемся предвестниками новой эры, новой породы людей. Мы знаем, что существующему миру не на что надеяться. Конец исторического человека близок. Будущее принесет вечность, свободу и любовь. Через нас будет возвещено о возрождении человека, мертвые восстанут из могил, их кости оденутся сияющей плотью, и мы обретем общность, подлинную и вечную, со всеми, у кого не было истории. Вместо мифа и легенды у нас будет вечная реальность. Все, что ныне слывет за науку, отомрет, не станет больше надобности искать ключ к реальности, потому что все будет реальным и незыблемым, открытым для ока души, прозрачным, как воды Шилоха. Ешьте, прошу вас, и пейте всласть. Запреты не Бог придумал. Как и убийство, и похоть. Ревность и зависть. Хотя мы собрались здесь как люди, объединяет нас Божественный дух. Когда мы расстанемся друг с другом, то возвратимся в мир хаоса, в царство пустоты, которую не одолеть никакими усилиями. Мы уже не принадлежим этому миру, но еще не принадлежим и миру грядущему, кроме как мысленно и духовно. Наше место – на пороге Вечности, наше назначение – послужить перводвигателем. И наша
привилегия – быть распятыми во имя свободы. Мы оросим свои могилы собственной кровью. Для нас нет непосильных задач. Мы – истинные революционеры, поскольку крестим не кровью других, но собственной кровью, пролитой добровольно. Мы не станем создавать новые монастыри, устанавливать новые законы, образовывать новые правительства. Мы предоставим мертвым хоронить своих мертвецов. Живой и мертвый скоро будут разделены. Вечная жизнь вновь наполнит опустевшую чащу скорби. Человек с песней на устах восстанет с ложа неведения и страданий. Восстанет во всем сиянии своей божественности. Убийство в любой форме исчезнет навсегда.
На веки вечные…В тот миг когда последняя загадочная фраза готова была сорваться у меня с языка, музыка, звучавшая во мне, внутренняя гармония иссякли. Я вновь жил в двойном ритме, сознавал, что делаю, анализировал свои мысли, мотивы, поступки. Я слышал, как говорит Достоевский, но был уже не с ним и улавливал лишь интонацию его речи. Более того, я мог заставить его замолчать, когда захочу. Кончилось мое существование в том параллельном бесконечном времени. Мир теперь был по-настоящему пуст, тосклив, скорбен. Хаос сопутствовал жестокости. Я был так же нелеп и смешон, как те две потерянные сестры, которые, вероятно, бежали сейчас по Гринич-Виллиджу с куклами в руках.