– Инструмент и холодильник в ванной комнате, – вдохновила их на подвиг Вихляева.
Местонахождение холодильника в ванной было весьма странным, хотя и не вызывало особого удивления до того момента, пока они воочию не увидели то, что величалась «холодильником».
У Кузьмича, пережившего не одно историческое событие и повидавшего многое в своей тревожной жизни, схожей с легендарным прошлым матроса Железняка, округлились глаза и перехватило дыхание.
Изумление перед мощью технической мысли Вихляевой вызвало у него почти минутный паралич. Что же касается Ангела, то произведённое на него впечатление от мирского чуда-агрегата ограничилось приступом икоты и риторическим вопросом: «Это что – Бастилия?»
Холодильник представлял собой громадный железный сейф, выкрашенный в чёрный цвет, с многочисленными засовами. Он занимал почти всю площадь ванной комнаты, оставляя небольшое пространство для душа с маленьким чугунным корытом. От торчащей из стены водопроводной трубы с медным вентилем внутрь сейфа уходил змеевик от самогонного аппарата. По его спирали пробегала холодная вода и сливалась в трап водостока. Этот-то змеевик и дал течь. Он – капля за каплей – пополнял подставленный под него эмалированный тазик.
Но не Боги горшки обжигают! Вскоре, после недолгого громыхания инструментом, послышались команды слесаря: «Ключ на двадцать четыре… ключ на семнадцать! Тяни… держи… крути!» Команды щедро приправлялись частыми угрозами железному исполину вступить с ним в более близкую связь при помощи кувалды и лома.
После тридцати минут боя железяка сдалась. Победоносно подняв головы, мастер и подмастерье шагнули на кухню.
Первое, что заинтриговало Кузьмича, так это висящая на стене репродукция портрета в золочёной раме. С него на Кузьмича назойливо таращила глаза наглая до тошноты рожа.
Он подошёл к ней справа, потом слева, и всё равно казалось, что она выискивает его взглядом, словом, никуда от неё было ни спрятаться, ни скрыться.
«Какой, поистине, странный портретец, – подумал Кузьмич. – Это же надо уметь так человека испоганить. Вот бы сейчас пулемёт или маузер, я бы ему позыркал».
– Любишь живопись? – спросил Ворон.
– Терпеть не могу! Чёрти что! Никогда не похоже на то, с чего малюют. Все чопорные какие-то получаются, то ли недопили, то ли перепили, то ли по нужде хотят. Жизни в них нет! То ли дело кино. «Чапаев», например, или «Броненосец Потёмкин». А это что? Тьфу! Мазня!
– Это портрет «Плачущей женщины», – просветил его Ворон.
– Ничего себе божий одуванчик. Это какой такой женщины? Которую самосвалом переехало? Тогда почему на ней написано, что это какой-то Пабло Пикассо? – усомнился Кузьмич.