Девчушка обернулась. Опять прошла, задев Филиппа и не заметив, обхватила папашу за ногу. Антоха потрепал ее по волосам.
– Хорошо, что есть отец-мать, – посочувствовал Бляхин. – Без родителей такая пропадет. А сынок твой где?
Клобуков, обернувшись, крикнул:
– Рэм! Иди сюда! У нас гость!
– Щас! – донеслось откуда-то.
– Увлекающийся очень. Трудно оторвать. Не получается у него что-то с планером, но на помощь ни за что не позовет. Гордый, – объяснил Клобуков.
– Рэм? – спросил Филипп. – Что за имя такое? Я знаю «Лэм» – «Ленин, Энгельс, Маркс».
– А это «Революция-Электрификация-Механизация». – Антоха вздохнул. – Миррина идея. Долго с ней ругались, но ее не переспоришь. Сказала: следующего назовешь ты. Я хотел Ромулом, чтобы придать какой-то смысл, но родилась девочка.
Что за сокращение «Ромул», Филипп не спросил. Не хотелось сызнова показывать свою недогадливость.
– Дочку я назвал в честь матери моего отца – Ариадной. Красивое имя. А, вот и Рэмка.
Из-за двери высунулся мальчонка, примерно Фимкиного роста. Даже похожий – тоже скуластый и челка углом, а все же сразу видно: домашний, непуганый. Конечно, с отцом-то, матерью расти – не в интернате.
– Мой старый товарищ, с войны не виделись. Филипп… как тебя по отчеству?
– Просто дядя Филипп. Здорово, конструктор. Давай пять.
Парнишка вошел, пожал руку, задрал голову. Глаза – не Антохины пуговицы, а с небольшим раскосом, в мамку.
– Папа мне про войну и про Первую Конную никогда не рассказывает.
– А ты меня спроси. Мы с Антохой много чего повидали. Боевой у тебя папка.
Мальчишка начал сыпать вопросами:
– А у вас маузер был? А шашка? А вы товарища Буденного видели?
– Как тебя сейчас. И товарища Ворошилова видел. Да что Ворошилова с Буденным – я самого товарища Сталина видал. Молодого еще, ни одной седой волосинки. Он тоже был член РВС Югзапфронта, как наш…
Спотыкнулся, не договорил про Рогачова. Помрачнел и Клобуков.
– Да-а, там много чего было, на войне. Не говорил тебе папаша, что я его от расстрела спас?
– Нет! Ой, расскажите, а?
Клобуков взял сына за ворот, подтянул к себе и толкнул к двери – ласково.
– Отстань от человека, Рэмка. Сначала я с ним поговорю, а потом уж отдам тебе на растерзание. Если у дяди Филиппа останется время. Топай к своему планеру. Воздушный флот сам себя не построит. Адочка, ступай за Рэмом.
Говорил Антон шутейно, а взгляд был серьезным. И, когда они остались наедине, заговорил про Рогачова.
– Как же он это, а? Вот уж про кого никогда не подумаешь. Я прямо сражен был, когда прочитал в газете. И ведь сам всё признал! Уму непостижимо. Мы с Панкратом Евтихьевичем после войны не виделись. Честно говоря, по моей вине. Он пару раз звонил, звал встретиться, а я уклонялся. Не мог его видеть после той ужасной истории с децимацией. Ты Рэму про нее не рассказывай. Не надо ему знать… А ты после войны с Панкратом Евтихьевичем общался?