– Примирила?
– На вороте у нее – знаки Лады и православные кресты, но не просто так: между ними знак Мировой Горы – высшей силы. Это что значит? А значит это, что и Иисус Христос, и Лада для нее одинаково важны, никого из них она над другим не возвышает, но и не принижает.
– Да? Значит, ты это ТАК прочел?
«Ну, насчет знаков этих я еще и сама посмотрю, и ее поспрашиваю… да и посоветуюсь кое с кем, кто не хуже тебя, сынок, в таких делах разбирается».
– Можно, конечно, и иначе прочесть, но мне так кажется правильнее всего. Я за ними в пути внимательно наблюдал: домового они с собой на новое место взяли, берегиням на стоянках подношения делали, другие древние обычаи блюли, однако же без молитвы православной не трапезничали и ко сну не отходили. И со священником у нее отношения особые были… Как бы это объяснить? – за отсутствием бороды Михаил просто потер рукой подбородок. – Понимаешь, матушка, нет в ней страха Божия. В Бога верует, а страха нет. Мне Нинея как-то объясняла разницу между рабами Божьими и внуками Божьими. Так вот, Арина – не раба! Со священником вежество блюдет, но по всему видно, что напугать ее карой Божьей или вечными муками пастырь их давно надежду оставил. А уж про «сосуд греха» и вовсе речи быть не может.
Ну, и еще одно, матушка. Припомни-ка, что делают бабы или девицы, когда Немой их своим взглядом хлестнет? Ты же такое видала, да не раз?
– Пугаются… ахают, охают… Кто-то и сомлеть может.
– Да не о том я, матушка. Не что чувствуют, а что делают?
– Как что? С перепугу-то? Крестятся, конечно!
– Вот! – Михаил, словно подражая деду Корнею, выставил вперед указательный палец. – Крестятся! А у Арины, когда Андрей на нее зыркнул, рука ко лбу даже не дернулась! Она ему взглядом на взгляд ответила! Но не грозным, не злым и не испуганным – она его ПОНЯЛА! Поняла и пожалела! Это я сам видел, не с чужих слов тебе передаю. И никакой ворожбы! Все женщины так умеют или почти все – понять и пожалеть.
– Господи, тебе-то откуда об этом знать?
– А что, я не прав?
– Да прав-то ты прав, только не так все просто, как со стороны кажется.
«Понять и пожалеть… Эх, сынок, если бы все так легко было. Иного мужа и понимать нечего: у него все на виду лежит. Глянешь и не отплюешься потом. К другому в душу, как в колодец глубокий ныряешь – пока еще до чего-то дотянешься. А самое жуткое, когда в душе и нет ничего: в глаза заглянешь, а там пусто. Пусто и темно. И не знаешь, жалеть такого или бежать от него сломя голову».
Мишка помолчал и снова вернулся к разговору о возможной помощи Арины.